Солдаты

— Въ чемъ дѣло, Владиміръ Пвановичъ?—спра- шивали окружавшіе его офицеры, уже освѣдомлен- іше о его ненормальности. ~ Домой ѣду—сквозь слезы сказалъ ,Бладиміръ Ивановичъ"!—О'тецъу меня тамъ больной, кормить некому, зѳм.ля. .. Офицеры засмѣялись, какъ надъ дурачкомъ. „Владиміръ Ивановичъ" замѣтилъ это, и ему пока- за.лось обидно. — Что вы смѣетесь, сволочи? Собрали ііасъ такую ораву да дураковъ корчите! Зачѣмъ насъ сюда пригнали? Убивать? А Богъ велѣлъ убивать? велѣ.лъ? —сверкая гпѣвно глазами, спрашивалъ „ В.ла - диміръ Ивановичъ".—Ие хочу учиться и па войну не пойду, потому, грѣхъ! Онъ говорилъ, какъ сектантъ, какъ религіозный отщепенецъ, а его считали глупымъ, дурачкомъ. Когда же уговоры не подѣйствовали, нрибѣгли къ угрозамъ. Угрожали тюрьмой, каторгой, висѣ- лицей. На Владиміра Ивановича это страшно по- дѣйствовало, онъ испугался и остался служить. На другой день стали стричь. Черезъ нѣкоторое время „ардатовцы" ходили съ точеными головами, какъ школьники. И странно было смотрѣть наэ тихъ бородачей, оболванешшхъ наголо, которые сроду не видали надъ собой такого „позора". Стрижкѣ „на- голо" крестьянами нашего уѣзда придавалось самое непорядочное значеніе. „Стригутъ наголо только арестантовъ"—думали ардатовцы, и кто изъ „выскочекъ" стригъ себя, называли бродягами. И стрижкой этой они считали себя г.іубоко оскорбленными. Иослѣ стрижки повели въ баню. Баня отъ казармъ была близко, версты „три", не болѣе. Тамъ было такъ тѣсно и грязно, какъ въ банѣ каторжанъ, описанной Достоѳвскимъ въ „Мертвомъ домѣ". Люди положительно мылись одипъ на другомъ и одинъ отъ другого зараясались, особенно чесоткой. Потомъ стали обмундировывать. И что за пре- красное это бы.ло обмундированіе! Я не хочу