Солдаты

Заниматься мы начинали въ 7 часовъ и до 11, потомъ обѣдали, и съ двухъ снова занятіѳ и до семи, потомъ пѣсни, перекличка. На перекличкѣ раздава- лись ежедневныя порціи „неочередей". — Грузинцевъ, слабый крючекъ па шинели, на- рядъ не въ очередь по „отхожему" отъ отдѣленнаго командира! —выкрикивалъ взводный—Повтори. — Трузиицеву не очередь по отхожему, госпо- динъ взводный!—кричитъ, что естьмочи, Грузинцевъ. — Осташкинъ, вѣшалки нѣтъ у шинели, хля- стикъ норванъ —нарядъ! — Тимсшкинъ, подолъ ошуристый, у папахи крючка нѣтъ—нарядъ отъ отдѣленнаго и одинъ отъ меня, повтори. Тимошкинъ повторяетъ. Послѣ ііовѣрки—пово- роты, размыкапіе, отданіе чести, которые затягива- лись на столько, что мы ложились спать около 11—12 часовъ. Намучавшись за день, намъ страшно хотѣлось уснуть, но это намъ плохо удавалось: вши, а особенно блохи, намъ положительно не давали покоя. ІІромучавшись часа четыре, мы снова слышали грубый крикъ дежурнаго, досадовав- шаго, что онъ не спалъ всю ночь: — Вста-а-авайі! Мы поднимались въ „три счета", чтобы снова начать нагаъ трудный „со.лдатскій день". Занятія у насъ были очень суровыя, какъ и тотъ рухнувшій режимъ Бунякина. Ни морозъ, ни дождь не останавливали нашихъ командировъ, пре- спокойно остававшихся въ ротной каіщеляріи. Расписаніѳ ежедневныхъ занятій приыадлежитъ обыкновенно ротному командиру, но у насъ, во второй ротѣ, этимъ дѣломъ заправ.ляли, мнѣ кажется, два бѳзсердечныхъ волкодава: фельдфебель и под- прапорщикъ—оба Фроловы. Стрѣлковымъ дѣломъ мы занимались на дворѣ, а осталыіымъ ученіемъ, кромѣ словесности, за французскимъ заводомъ. Стужа, грязь, дождь... какое тутъ ученье! — Не ученье, а мученье—жаловались ратники.