Солдаты

ній, ііредоставлѳнныхъ имъ старымъ военішмъ уставомъ. Этотъ садизмъ иногда выражался въ очень странныхъ и жестокихъ формахъ. Одного „сметанника" заставили ходить „гусинымъ" шагомъ за одно нелестное слово объ отдѣленномъ коман- дирѣ, сказанное вь отхожемъ мѣстѣ. Военные знаютъ, что это за гатука такая"—гусиный" шагъ. Другого ратника наказали „нолнымъ ирисяданіемъ" на полчаса за „шѳвеленіе" въ строю. Особенной жестокостью въ нашей ротѣ отличались командиры четвертаго взвода, въ которомъ былъ я: Ф. М. и С. Никто не давалъ столько, за самыя маленькія „проступки", неочередныхъ нарядовъ на работу, какъ эти С. и М. За „неионятіе" въ словесности, они били темныхъ и робкихъ ратниковъ ремнѳмъ по головѣ. Чистотѣ насъ нріучали самымъ варварскимъ снособомъ. Упомянутый ф. двухъ солдатъ—безбо- родаго Чудакова и лохматаго Сидорова, безъ вѣ- дома ротнаго, за нечистоту заставилъ съ винтов- ками на іілечѣ дѣлать „бѣгъ на мѣстѣ". Это—очень тяжелая вещь. Но тяжесть ея усугубляется еще тѣмъ, что ихъ нарочно поставили на проходѣ, гдѣ то и дѣло сновали солдаты. И вотъ они, бѣгая на мѣстѣ, должны были каждому проходившему гово- рить свою вину. — Надо убирать за собой чище! Надо убирать за собой чище! Это на солдатскомъ жаргонѣ называлось „машин- ной строчкой". Чудаковъ и Сидоровъ „строчили" такъ полчаса. Жутко было смотрѣть на нихъ. Тутъ было больше моральнаго униженія, чѣмъ физи- ческой тяжести, хотя и тяжело было ужасно. Къ такому позорному средневѣковому способу дисциплинарнаго взысканія въ наше.мъ четвертомъ взводѣ ирибѣгли еще къ одному 38-лѣтяему „сме- таннику"—Саратовцеву. Это былъ жалкій, больной человѣкъ, хромой на одну ногу. Онъ, какъ подби- тый гусь, переваливался изъ стороны въ сторону, падалъ. На него кричали, его ругали, толкали