Солдаты

шинство ратниковъ, призванныхъ прямо отъ сохи къ ружью, никогда и невыѣзжало изъ своей деревни, не слышало этихъ великихъ словъ и понимало въ нихъ столько, сколько слѣпой въ изящііыхъ карти- пахъ. Другое дѣло ,Долой войну". За этими, такими понятными, словами скрывалось для нихъ все: и избавленіе отъ этой безумно-жестокой дисци- плины, въ особенности въ пашемъ, „бунякинскомъ", полку, и отъ изученія военной науки, въ которой они имѣли омерзѣніе, и прибавка хлѣба, которай) стало не хватать, и улучшеніѳ пиши и одежды вообпде, и возвращѳніѳ къ своимъ голодавшимъ семьямъ—женѣ, дѣтямъ,—па родную землю, съ которой они срослись, были съ ней едино-пераз- дѣльны и безъ которыхъ слово „земля" не имѣло- бы никакого значенія. Вообще, въ этихъ словахъ они видѣли какое-то откровеніе и избавленіе отъ голода и смерти, которые немкнуемо должны были придти, если-бы пришлось войну продолжать далѣе. Всѣ ратники были возбуждены до послѣдней степени. Они кричали: - Долой войну! По домамъ! Землю пахать! Наши семьи съ голоду мрутъ! По домамъ! По домамъ! Л когда офицеры спрашивали: — Что, ребята, собрались? Чего не хватаетъ? Они въ одинъ голосъ отвѣчали: — Голодно, хлѣба мало, щи, какъ помои, сапоги худые, шинеля, штапы въ заплатахъ, дома семьи голодаютъ. И неудивительно, поэтому, что на утро. 2-го марта солдаты всего Тверского гарнизона открыли настоящую войну. Они разгромили не одинъ цейхгаузъ съ патронами, набирали ихъ по цѣлымъ карманамъ, Въ бѳзпорядкѣ ходили по ули- цамъ, отъ одного барака къ другому и стрѣляли, стрѣлялибезпорядочно въ воздухъ, угрожая разстрѣ- ломъ всѣмъ, кто, изъ робости и нерѣшитедьности, не хотѣлъ идти со всѣми въ городъ. А не желаю- щихъ идти было много, но только я е изъ солдатъ.