Солдаты

кій дождь. Глинистый груптъ размякъ, и нога вязла глубоко такъ, что трудно было вытащить. Рятники, смѣялнсь, шутили: — Сгепка, а Стенка, кто это тебя за пятки-то держйтъ, не пускаѳтъ? — Дядя-грязь - отвѣчалъ Стенка. На душѣ тоска отъ такой нудной ногоды, но потомъ дорога пошла лѣсомъ, по песку уже идти ста.ло легче. Выглянуло робкое осеннее солнце, ребята запѣли пѣсни, и па душѣ повеселѣло. На станцііо мы пришли вечеромъ. Пробовали въ трактирѣ напиться чаю, но, оказывается, это можно было только тѣмъ, кому благоволила фортуна. Въ жизни я вообще не отличался большимъ счастьемъ, будучи съ малыхъ .чѣтъ иринуждепъ въ потѣ лица добывать х.іѣбъ свой, ио на этотъ разъ богиня Фортуна мнѣ, что называется, „подфортила", и чаю напиться удалось. Часовъ въ вбсемь вечера намъ была посадка. Вагоны дали намъ „ііролетарскіе", телячьи или, какъ ихъ еще называютъ, „вагоны Максима Горь, каго"! На наружной стѣнѣ вагона красовалась надпись, сравнивающая человѣка, не болѣе; не менѣѳ, какъ съ лошадью: „40 человѣкъ, 8 лоша- дей". Меня это кольнуло. „Что-же я лошадь что-ль, въ самомъ дѣлѣ»? Но то, что въ такихъ-же вагонахъ ѣздилъ и даже исколесилъ всю Россію Максимъ Горькій, что нужно щадить средства родины, что теперь не до комфорта, меня сильно охладило, и я смирился. Насъ посадили по 32 человѣка. Въ вагонѣ на- шемъ было тѣсно и очень грязно. Вмѣсто наръ— доски, подъ ними—дрова, посреди вагона—желѣз- ная печка, на ней ведро съ водой—чай кипятить. Когда поѣздъ тронулся, провожающихъ не было видно, но по тому сильному шуму, слезамъ и вознѣ можно было понять, что ихъ была большая толпа. Поѣздъ, покачавшись на мѣстѣ, какъ расхлябанная телѣга, тронулся. Всхлипыванія и причитанія еще были слышны, когда дверь задвинули. Сопровождав-