Солдаты

шій насъ солдатъ, ефрейторъ, зажегъ стеариновую свѣчку въ фонарѣ,.и въ вагоііѣ стало такъ свѣтло, какт. въ подземномъ склепѣ, въ которомъ горитъ тусклая лампада, зажженная перѳдъ иконой усерд- нымъ богомольникомъ. Ратники затопили печку и стали кипятить воду для чая. Тутъ- же былъ и ужинъ. Ужинали, кто что имѣлъ. Увсѣхъ, конечно, было свое, домашнее: яйца калеішя, свинина, ле- пешки на маслѣ. Поужинавъ, ребята принялись за пѣсни. Сначала они чуждались другъ друга, косо озирались, и Д.ЛЯ иѣсенъ раздѣлились на двѣ партіи. Каждая партія имѣла своего руководителя. У одной былъ мой однодеревенедъ Паутовъ, теноръ, у дру- гой,—Федоръ Ивановичъ—басъ, фамиліи котораго никто не зяалъ. Вначалѣ пѣли по-очереди, а потомъ такъ, которая партія пѳребьетъ, но тутъ получился хаосъ. И когда это поняли, соединились вмѣстѣ. Ну и пѣсни-же пѣ.лись!.. Хотя въ нихъ и не было такого строя, гармоніи, какъ въ организо- ванномъ хору, но силы, удали—хоть на продажу. Особеішо-же веселы и сильны были нѣсии, когда оба регента—и Федоръ Ивановичъ, и Паутовъ—были въ ударѣ послѣ выпитой ханжи. Они пѣли, какъ соловьи. Па душѣ у всѣхъ было тяжело отъ раз- луки и иеизвѣстности. Поѣздъ нолзъ медленно, какъ черепаха, а время тянулось, какъ густая, тягучая касторка, и если-бы не эти удалыя пѣсни,—про- падай! Спали мы, какъ свиньи, въ пова.лку, прижав- шись, чтобы не было холодно, нлотнѣе другъ къ дружкѣ. А одинъ, должно быть, любитель грязи, спалъ даже на нижнемъ этажѣ подъ нами, между березовыхъ дровъ. Что ему тамъ нравилось—мы такъ и не могли понять. Пока нечка топилась, было тепло, а нотомъ становилось такъ холодно, что зубы искали мѣста^ гдѣ-бы остановиться и не находили. Потомъ, на- ученные опытомъ, мы стали оставлять на ночь дежурнаго, который и поддерживалъ огонь въ печкѣ.