Междуцарствие и восстание 1825 года

всякаго прикосновенія, дабы отклонить самую тѣнь сомнѣ- нія въ чистотѣ намѣреній Нашихъ, и дабы предохранить любезно Отечество Наше отъ малѣйшей, даже и мгновен- ной неизвѣстности о законномъ его Государѣ». Ничего, что подобное рѣшеніе, на повѣрку, имѣло явное противорѣчіе въ самомъ себѣ, но за то оно было согласно волѣ Николая; ничего, что нарушеніемъ «священной» воли отца и благодѣ- теля — послѣдняго лишали самодержавія, возможности при- коснуться къ порядку наслѣдія, за то было объяснено гладко и... правдоподобно. Гораздо труднѣе оказалось сладить съ заключеніемъ... упованіями, обѣщаніями и прочими принадлежностями пер- ваго манифеста. «Въ заключеніе— пишетъ Карамзинъ — хотѣлось бы мнѣ также чего-нибудь живѣйшаго, сильнЬйшаго для утѣшенія и надежды россіянъ. Напримѣръ: «И Мы, въ сей торжественный часъ, предъ лицомъ Все- вышняго, отъ глубины сердца даемъ обѣтъ жить единствен- но для любезнаго отечества: слѣдовать примѣру оплаки- ваемаго нами вѣнценосца. «Да будетъ наше царствованіе только нродолженіемъ Але- ксандрова! «Да благоденствуетъ Россія своими уже пріобрѣтенными могушествомъ, внѣшнею безопасностію, внутреннимъ устрой - ствомъ, чистою вѣрою нашихъ предковъ, доблестію госу- дарственною и воинскою, истиннымъ просвѣщеніемъ ума и непорочностію нравовъ, плодами трудолюбія и дѣятельности полезной, мирною свободою жизни гражданской и спокой- ствіемъ сердецъ невинныхъ. Да будетъ престолъ нашъ твердъ закономъ вѣрностію народною! «Да соединится неразрывно, подъ Нашею державою, пра- восудіе неослабное съ милосердіемъ человѣколюбія! Да исполнится все, чего желалъ, но еше не успѣлъ совершить для отечества Александръ безсмертный, тотъ, коего свя- щенная память должна питать въ насъ и ревность и надежду стяжать благословеніе Вожіе и любовь народа россійскаго!». Бѣдный Карамзинъ не понималъ, что его языкъ— не языкъ самодержца Николая, и потому не предвидѣлъ, что его «жи-