Междуцарствие и восстание 1825 года

Трудно сказать, чѣмъ кончилось бы это сидѣнье, если бы вдругъ не явился посланецъ отъ Н. П. съ предложеніемъ пока поужинать. «Сіе предложеніе многихъ членовъ, удрученныхъ лѣтами и слабостью, нѣсколько оживило, и такъ мы стали уже ожидать ужина— пишетъ Оленинъ.— Но великій князь не пріѣхалъ и послѣ ужина. Между тѣмъ слухъ о чрезвычай- номъ собраніи совѣта разнесся по городу, и всѣ ждали, на- конецъ, рѣшительныхъ извѣстій; такимъ образомъ нельзя было ни отложить засѣданія, ни оставить это почтенное собраніе ночевать въ совѣтѣ. «Съ сердечнымъ сокрушені- емъ», по выраженію КорФа, Николай «покорился необхо- димости предстать совѣту безъ своего брата». Подойдя къ столу, Николай сказалъ: «я выполняю волю ората Константина Павловича» — и началъ читать маниФестъ о восшествіи на престолъ. 7 акъ началось давно ожидавшее- ся ночное засѣданіе совѣта, во время котораго великій князь сталь быть императоромъ и которымъ закончилось между- царствіе. Закрывая собраніе, императоръ сказалъ: «сегодня я васъ прошу, а завтра буду приказывать», и въ этомъ вылилось все его пониманіе верховной власти, его священнаго долга. Описывая эту ночь, КорФъ восклицаетъ: «Ночь эта на- чало новой эры въ нашемъ бытописаніи— во всемъ, казалось, должна оыла отличаться отъ предшедшаго и послѣдующагоК Но не въ первомъ словѣ императора надо видѣть начало новой эры, не въ этомъ окрикѣ неограниченной власти, а въ той звѣздѣ русской свободы, которая загорѣлась въ эту ночь для борьбы съ этой властью. «Державная чета отошла къ покою,— пишетъ КорФъ, — и сонъ ея былъ безмятеженъ: съ чистою предъ Богомъ со- вѣстпо, она предала себя, отъ глубины души, Его неиспо- вЬдимому промыслу»; тогда же пробудилось сознаніе рус- скихъ, и первый шагъ ихъ былъ не мятежъ, не цареубійство, какъ, раньше, а первый могучій протестъ во имя правъ человѣка и гражданина.