Сочинения Н.В.Шелгунова. Т.1

293 ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КЛАССИЦИЗМ Ъ. 294 стп на выборномъ началѣ, — стоялъвнѣ дѣйствнтель- ной власти, отличался еще меньшей юридической стройностью и пзображалъ собой въ сущности пас- сивное, подчиненноеначало, единственный выходъ которому открывался въ казачествѣ. й все это, вновь возрожденное и умиравшееста- рое, ждало только благойріятнаго момента, чтобы проявиться въ общей государственной неурядпцѣ. Такой моментъ и явился со смертью Годунова, когда, вмѣстѣ съ теократическою властью царя, исчезлавсякая сдерживающая сила. Московскую Россію погубило начало безгранич- ной власти, чуждой всякаго юриднческаго основанія и ясной цѣлп, съ ясно сознанными и выработанными для нея средствами. Голый яринципъ власти ока- зался способными дойти до безграничнаго абсолю- тизма, но въ немъ не нашлось ни одного изъ тѣхъ юрндпческихъэлементовъ, которые могли бы выра- ботать гражданскій порядокъ и дать государствен- ному строю прочноелогическое основаніе. Идея вла- сти погибла сама въ себѣ, и не онаспасла Россію отъ государственнаго распаденія, не боярство спа- сло Россію и не опричина, — спасло ее незрѣлое, несознаваемое, но тѣмъ не менѣе сильное и свя- зывающее народное чувство земской Россіи. И власть, и всѣ органы власти оказывались внѣ этого чувства, какъ оказывались и повсюду въ мо- менты государственныхъкризисовъ слуги абсолю- тизма неспособными ни на подвиги мужества, ни на проявленія гражданскаго величія. IV. Безвыходность Петра Великаго. Какой же урокъ извлекаетъ себѣ Московская Русь изъ благополучно миновавшаго ее кризиса? Первые Романовы невносятъ въ свою внутреннюю политику никакого новаго элемента. Для нихъ очевидно лишь одно — общее неустройство страны и необходимость съ нимъ покончить. Эту задачу преслѣдуетъ Русь восемь вѣковъ; восемь вѣковъ она слагаетъ свой государственный организмъ, дѣлая опыты, и, нако- нецъ, должна придтн къ сознанію, что, по мѣрѣ развитія жизни и сношеній, задачастановитсявсе сложнѣе и сложнѣе; а между тѣмъ теоретпческія и пнтеллектуальныя средства страны не только не растутъ въ той же постепенности, а, напротивъ, падаютъ; восьмивѣковая работа устроенія кончается крпзисомъ, готовымъ разнести всю государственную поетройку, созидавшуюся по частямъ, нодъ впечат- лѣніями минуты, нодъ набѣгавшпми требованіями, безъ общаго плана, безъ государственной пдеи, безъ всякаго представленія общей пользы. Если таковъ результата восьмивѣкового существованія Россін, что же дѣлать теперь? Первые Романовы этого не знаютъ. Они становятся опять на старую почву власти п думаюта въ ея средствахъ найти исцѣ- леніе. Но чистая идея власти уже оказалась разъ безсильной; неужели воеводы — эта новая опора Москвы — тотъ новый спасительный элемептъ,отъ котораго завнсятъ всѣ будущія судьбы страны? Неужели вновь начинаемая постройка на томъ же старомъ основаніп п опять безъ планаи опредѣ- ленной цѣлн приведетъ къ чему нпбудь иному, кромѣ прежней безпорядочности, нрежняго безси- лія, нрежняго разброда? Продолжайся опыты въ томъ же направленіи — и Россія дожила бы до новаго кризиса. Но государственное сознаше ска- залось въ Петрѣ. Петръ, взятый въ его отвлеченіи, какъ идея, есть, съ одной стороны, органпческій продукта своей страны, съ другой — совершенно посторонняя сила, стоящая внѣ родной почвы. Какъ органпческій про- дукта, онъ есть сознающее себя отрпцаніе всего предыдущаго; это — критическаямысль, положитель- ная дѣятельность которой заключается въ слнченіп, оцѣнкѣ и выводѣ. Невѣжество, грубосгь, хаотиче- ское состояніе московскаго царства бросаются рѣзко въ глаза Петру, въ сравненіи съ стройнымъ порядкомъ Европы, которая, точно часовой меха- низмъ, повинуется двигающей его идеѣ. Другого вывода н не могъ сдѣлать Петръ, кромѣ того, ко- торый онъ сдѣлалъ. Восемь вѣковъ работаетаРос- сія надъ собой, и едпнственный результата, къ которому она прпходитъ, есть сознаніе, что она не выработала ннкакихъ црочныхъ формъ нп для государственной, ни для соціальной жизни. Дѣлать новыя попытки, чтобы додуматься са- мнмъ до новой теоріи? А между тѣмъ Европа стонтъ готовая, и страшная, и сильная, н богатая, какъ конечный результата тѣхъ идей, который ее со- здали. Еслпбы ея теоріп были ошибочны, она не была бы такой. Ошибки, слѣдовательно, не тамъ,— ошибки у насъ; нужно поэтому взять въ готовомъ видѣ тѣ пдеии теоріи, которыя выработать сами мы были не въ состояніи, и выработать которыя не имѣемъ и теперь сшгь и времени. И русская мысль начпнаета съ того, съ чего начала и евро- пейская мысль пятнадцать вѣковъ назадъ: она становится на высоту государственной идеи, со- зданной древннмъ Римомъ. Это идея не русская, Россіей не созданная, Россіей не выработанная, но взятая ею цѣликомъ извнѣ, какъ она была взята цѣликомъ Западомъ. Какъ разсудочное дви- жете, она представляетъ собой органическій про- цессъ мысли въ ея преемственности и послѣдующемі. развитіп идеи власти. До Петра московское царство знало только лич- ное начало: все служило Дарю, все зависѣлѳ отъ его воли, все концентрировалось въ его пропзволѣ. Въ поведеніи Ивана IV олицетворяется высшее единоличное самовластіе, совершенно заслоняющее идеи, имъ руководившія. Это — частный человѣкъ, работающій для своей семьи, для своихъ дѣтей и смотрящій на Россію, какъ на свое родовое достоя- ніе. Въ ГІетрѣ, напротивъ, идея заслоняетъ совер- шенно лицо. Петръ — чистый классикъ, теорети- чески проникнутый идеей государства, въ его су- ровомъ римскомъ величіи. Благо и спла государ- ства — вотъ его идеадъ, въ которомъ поглощается его собственное лицо. Подъ Іірутомъ онъ велитъ избрать вмѣсто себя достойнѣйшаго; онъ казнпта своего собственнаго сына, спасая государственную идею. Такая высота для Ивана Грознаго была не- доступна.