Сочинения Н.В.Шелгунова. Т.1

339 СТАТЬИ И С I О Р И ! I С К I Я. 340 ждый, хотѣлъ быть первымъ, выше другихъ, каждый непрочь попасть во временщики. Послѣ гнета, ко- торый существовалъ до сихъ поръ, каждому стало очень легко, каждый почувствовалъ себя и оттого вышелъ изъ себя. Мѣрку лпчностп никто еще не умѣлъ найти, — каждый самоувѣренно и преувели- ченно смотрѣлъ на своп силы. Вельможество и по- клоненіе личностп были прямымъ слѣдствіемъ та- кого преувелпченія. Лицо уже выросло пзъ преж- нихъ понятій и прежнихъ чувствъ, но новаго мѣста найти себѣ еще не могло; оно не выяснило себѣ сво- ихъ отношеній къ другому лицу — и оттого во всемъ такая путаница. Державинъ служить изобразителемъ этой эпохи героевъ и державцевъ, вообразившихъ себя пер- выми, поражавшихъ своею пышностью, не знавшихъ мѣры и умѣвшихъ больше жить, чѣмъ давать жить другимъ. Преувеличенныя чувства нашли себѣ до- стойнаго пѣвца, проникавшагося, какъ и всѣ, ис- кренно убѣжденіемъ, что совершающееся вокругъ есть дѣйствительное велпчіе и что весь пульсъ рус- ской жизни бьется въ неболыпомъ кружкѣ великихъ русскихъ людей. Уже при Ломоносовѣ намѣтилось это направленіе, а теперьоно дошло до гиперболи- ческихъ размѣровъ. Одна крайность смѣнплась дру- гою. Московская приниженность перешла въ край- нее самооболыценіе, и «россъ» почувствовалъ себя такпмъ героемъ и титаномъ, что въ русскомъ язы- кѣ едва доставало словъ для восхваленія его ніро- выхъ подвиговъ. Было время, когда — Лежалъ онъ во своей печали, Какъ темная въ пустынѣ ночь; Враги его рукоплескали, Друзья не мыслили помочь, Сосѣди грабежомъ алкали, Князья, бояре въ нѣгѣ спали И ползали въ пыли, какъ червь; Но Богъ, но духъ его великій Сотрясъ съ него бѣды толики: Расторгнулъ левъ желѣзну вервь! Возсталъ! — какъ утромъ холмъ высокій Встаетъ, подъемляся челомъ, Изъ мглы широкой и глубокой, Разлитой вкругъ его, — и громъ Поверхъ главы въ ничто вмѣняя, Ногами волны попирая, Пошелъ, — и кто возмогъ противъ? Отъ шлема молніи скользили, И океаны уступили, Стопамъ его пути открывъ. Теперь же этотъ самый, нѣкогда обижаемый, россъ не только совершаетъ подвиги недосягаемаго величія, но и устами своего пѣвца предостерегаетъ народы: Языки, знайте, вразумляйтесь, Въ надменныхъ мысляхъ содрагайтесь, Увѣрьтесь мнѣ, что съ нами Богъ, Увѣрьтесь, что его рукою Одинъ попретъ васъ россъ войною... Но вѣдь война — бѣдствіе; побѣды даются только на счеть множества погибшихъ жизнен; какая же идея должна воодушевлять воина и заставлять его жертвовать собою? Утѣшьтесь!— вѣтры въ вѣтры дуютъ, Стихіи межъ собой воюютъ, Сей свѣтъ — училище терпѣть^ И брань коль возстаетъ судьбою, Сынъ россіянки среди бою Со славой дОлженъ умереть. А слава тѣхъ не умираетъ, Кто за отечество умретъ: Она такъ въ вѣчности сіяетъ, Какъ въ морѣ ночью лунный свѣтъ. Временъ въ глубоко мъ отдал еныі Потомство тѣхъ увидитъ тѣни, Которыхъ мужественъ былъ духъ; Съ гробовъ ихъ въ души огонь польется, Когда по рощамъ разнесется Безсмертной лирой дѣлъ ихъ звукъ. На подобныхъ одахъ росли цѣлыя поколѣнія, и преувеличенныя чувства, порождая преувеличен- ныя мысли, конечно, мѣшали за идеей «славы» ви- дѣть другія идеии оцѣнять вѣрньиъ образомъ свои личныя и національныя силы. Впрочемъ, чувства и мысли представителей то- гдашняго общества пдутъ дальше «славы»: Война, какъ сѣверно сіянье, Лишь удивляетъ чернь одну; Какъ свѣтлой радуги блистанье, Всякъ мудрый любитъ тишину. То же предпочтенье тишины высказываетъ и Ло- моносовъ въ одѣ «На восшеетвіе на престолъ импе- ратрицы Елисаветы». Державинъ указываетъ ца- рямъ, что есть и другое средство Весь міръ себя заставить чтить. Народъ, любя своихъ царей, можетъ, конечно, совершить все, но вы, главы вѣнчанны, умѣйте — Его безцѣнну кровь щадить; Умѣйте дать ему вы льготу, Къ дѣламъ великимъ духъ, охоту И правотой сердца плѣнить. Еще болѣе смѣлую мысль высказываетъ Держа- винъ въ одѣ «Вельможа». Но это не Потемкинъ, не Суворовъ, не Румянцевъ, не личности, выдѣляю- щіяся изъ толпы: Кумиръ, поставленный въ позоръ, Несмысленную чернь плѣняетъ, Но коль художниковъ въ немъ взоръ Прямыхъ красотъ не ощущаетъ— Се образъ ложныя молвы, Се глыба грязи позлащенной! И вы, безъ благости душевной, Не всѣ ль, вельможи, таковы? Не перлы перскіе на васъ И не бразильски звѣзды ясны: Для возлюбившихъ правду глазъ Лишь добродѣли прекрасны; Онѣ суть с.мертныхъ похвала. Калигула, твой конь въ сенатѣ Не могъ сіять, сіяя въ златѣ, — Сіяютъ добрыя дѣла! Я князь — коль мой сіяетъ духъ; Владѣлецъ — коль страстьми владѣю; Воляринъ — коль за всѣхъ болѣю, Царю, закону, церкви другъ. Теперь, когда прошло больше полувѣка по смерти- Державпна, когда въ царствованіе Александра I опредѣлилась вполнѣ его правительственная неспо- собность, когда и по собственнымъ «Заппскамъ» Державина, и по другимъ источникамъ мы можемъ оцѣнпть вполнѣ его умственный и нравственный