Сочинения Н.В.Шелгунова. Т.1

341 ПОПЫТКИ f У С С К і Г О С О 3 Н А Н I я. 342 средства, — однимъ словомъ, когда мы уже пере- жили всѣ державинскія понятія — ореола, окру- жавшаго нѣкогда Державина п его авторитета, для насъ не существует!.. Но девяносто - сто лѣтъ на- задъ было иначе. Превосходный стихъ Дерлсавина дѣлалъ его такимъ популяризаторомъ новыхъ идей, который онъ изъ кружка интеллигенціи и вельмо- жества, въ которомъ онъ вращался, проводилъ въ начинавшую читать грамотную публику, что вос- питательное его зваченіе было, конечно, гораздо больше, чѣмъ въ первой половпнѣ XIX вѣка воспи- тательное значеніе Пушкина, Вообще, идеи Державина односторонни, аристо- кратичны, преувеличены; но это не его идеи лич- но, — это идеи передовой Россіи екатерининскаго вѣка, когда пробуждалось въ Россіи чувство испо- линскаго могущества, сознаніе своихъ матеріаль- ныхъ силъ, когда мы преисполнились восторга, что страшны своимъ сосѣдямъ, когда, съ одной стороны, Россія поражала истпнно-восточнымъ блескомъ сво- его вельможества, наполовину азіатскаго, напо- ловину европейская», когда средній дворянскій крута былъ полонъ невѣжества, старыхъ москов- сквхъ предразсудковъ и повѣрій, и когда внизу всего этого лежала мертвымъ пластомъ безмолвная крѣпостная Россія. Изъ путаницы едва зарождаю- щихся смутныхъ понятій и возникавшихъ гуыан- ныхъ чувствъ Державин!, отразилъ только одну сторону тогдашняго русскаго пробуждаю щагося со- знанія, и вовсе не лучшую его сторону. Но что бы и было воспѣвать Державину? Конечно, не народ- ный бѣдствія, не то, о чемъ ппсали Радищевъ и Щербатовъ въ прозѣ. Державинъ рисовалъ Россію праздничную, парадную, Россію внѣшней славы и побѣдъ, Россію азіатской роскоши и азіятской лѣни; подъ его перомъ даже ничтожноеполучало харак- теръ грандіознаго и увлекательная», и его эпику- реизмъ, который онъ, впрочемъ, называетъ «уме- ренностью», проглядываетъ у него на каждомъ шагу: Шекснинска стерлядь золотая, Кайманъ и борщъ уже стоять; Въ графинахъ вина, пуншъ, блистая, То льдомъ, то искрами манятъ. Съ курильницъ благовония льются, Плоды среди корзинъ смѣются, Не смѣютъ слуги и дохнуть. Или въ одѣ «Къ первому сосѣду»: Влаженъ, кто можетъ веселиться Безпрерывно въ жизни сей! Доколь текутъ часы златые И не приспѣли скорби злыя, — Пей, ѣшь и веселись, сосѣдъ! На свѣтѣ жить намъ время срочно... Въ лицѣ своего вельможества Роесія фигуриро- вала въ глазахъ Европы, какъ европейское госу- дарство. Наирасно мы стали бы обвинять вельмо- жество въ его ненародиомъ новеденіп, въ его оттор- женности отъ народа. Конечно, вельможи вѣка Ека- терины не были простолюдинамп, но вѣдь и Петръ Великій не былъ народомъ. И при всемътомъвель- можество, какъ и Петръ Великіп, было чисто-на- ціональнымъ явленіемъ; оно было протестующимъ порывомъ русской мысли изъ славянства къ евро- пейству, космополитическпмъ стренленіемъ изъ уз- кая» московская» націонализма къ общечеловѣче- скому идеалу. Въ вельможествѣ видѣли выраженіе величія Россіи, имъ гордились, тщеславились; вель- можествомъ Россія становилась на одпнъ уровень съ Европой, думала быть выше ея. Развѣ Европа могла выставить кого нибудь въ параллель съ «великолѣпнымъ княземъ Тавриды»? У многихъ нѣмецкихъ государей дворъ былъ меньше двора князя Потемкина и власть меньше его власти. Теперь, конечно, стали бы смотреть на вельможество иначе; но вѣдь мы говоримъ о томъ, что было сто лѣть назадъ; мы говоримъ объ ошибкахъ русской мысли и о томъ пути, которымъ воспитывалось въ насъ чувство гордости, личнаго достоинства и со- знанія своего національваго величія. Это двпженіе пошло сверху, подъ европейскимъ вліяніемъ и въ искаженной форме барства, имѣвшаго свои корни въ крѣпостномъ правѣ. Но это барство уже не прежнее московское боярство, грубое, безсердечное, нгестокосердое. Оно развилось на новомъ гуманномъ начале, на рыцарскихъ чувствахъ; его девнзъ — «noblesse oblige», и если Наполеонъ I говорилъ, что въ каждомъ русскомъ сидитъ татарпнъ, то, ко- нечно, его замѣчаніе примѣнялось больше всего къ вельмоягеству. Въ вельможествѣ нѣкогда подавлен- ное протестующее личное чувство выдвинуло лицо дальше мѣры и олицетворило народную пословицу, которую любила повторять Екатерина II: «живи и жить давай другими, ». Эта сторона русской пробуждающейся мыслп вы- разилась еще полнѣе въ сатирической лптературѣ екатерининскаго времени. V. «Noblesse oblige» и сатирическая литература. Въ 1769 году явился первый сатирпческій ясур- налъ — «Всякая всячина», въ которомъ самое дея- тельное участіе принимали императрица Екате- рина и Дашкова. Въ томъ же году явился яіурналъ Пулкова «И то, и сё», журналъ Рубана «Ни то, ни сё», Тузова — «Поденщина», •-Смѣсь» и «Тру- тень» Новикова, «Адская почта» Эмина. Въ слѣ- дующемъ году явились: «Парвасскій щепетиль- никъ», въ 1771 г. — «Трудолюбивый муравей», въ 1772 — «Вечера» и «Живописецъ», въ 1774 — «Кошелекъ», въ 1777 — «Утренній свѣтъ», въ 1781 — «Московское ежемѣсячное изданіе», въ 1782- — «Вечерняя заря» и въ 1784 — «Покоющійся трудолюбецъ». Журналы эти имѣли разную судьбу; нѣкоторые существовали самое короткое время; на- правленіе ихъ также было неодинаковое, но у всѣхъ была одна цѣль — исправить русскіе нравы, иско- ренить зло, сдѣлать русскаго человѣка добродѣ- тельнымъ. Если праздничная поэзія Державина вос- певала русскую славу и могущество и клонилась къ возвеличенію Россіи, къ подъему русскаго духа для подвиговъ величія, то сатирнческіе журналы, на- противъ, обращаются къ бытовой, будничной жпзни Россіи. Они осмѣпваютъ грубость русскихъ чувствъ,