Сочинения Н.В.Шелгунова. Т.1

701 ПИСЬМА О ВОСПИТАНІП. 702 впередъ ве дотрагивайтесь ни до чего въ этой ком- ватѣ». Краткое и веселое расположеніе духа пмѣетъ своимъ источникомъ любовь, и та же любовь слу- житъ источникомъ хорошпхъ манеръ и внѣишяго изящества поведенія. «Сама добродѣтель можетъ оскорблять, — говорить епископъ Мидльдонъ, — ■ если она соединяется съ отталкивающими мане- рами». Манеры до нѣкоторой степени указываютъ на характеръ человѣка и служат ъ внѣшней оболоч- кой его внутренней природы. Онѣ выказываются въ вѣжливомъ и нривѣтливомъ обхожденін, но настоя- щая и лучшая вѣжливость — та, которая основана на искренности. Она должна быть внушена серд- цемъ, должна быть полна добродушія и проявлять- ся въ готовности способствовать счастью ближняго. Истинная вѣжливость неразлучна съ уваженіемъ къ личности другого и безъ нея невозможна. Люди выказываютъ свое неуважевіе къ другимъ разными способами, — напримѣръ, небрежностью въ одеждѣ, неопрятностью, дурными привычками, и все это будетъ невѣжливостью. Гугенотскій нроно- вѣднпкъ, Давидъ Ансильонъ, имѣлъ обыкновеніе го- ворить, «что отсутствіе старанія въ подготовкѣ обличаетъ неуваженіе къ публикѣ». Но подобно тому, какъ подъ грубой оболочкой скрывается иногда самый сладкій плодъ, такъ и грубая внѣшность очень часто скрываетъ добрую и полную горячаго сочувствія душу. Джона Нокса и Мартина Лютера ужъ никакъ нельзя назвать людьми, отличавшимися манерами и изяществомъ. Напротпвъ, въ своемъ обращеніи они были излиш- не строги и жестоки. «Кто же вы такой, спросила Марія Шотландская Нокса, — что смѣете иоучать владѣтельныхъ особъ этого королевства?» — «Под- данный, рожденный въ предѣлахъ того же госу- дарства», — отвѣчалъ Ноксъ. Впрочемъ, многіе невѣжливы не потому, чтобы они хотѣлп быть такими а потому, что они не умѣютъ лучше поступать. Многіе кажутся же- сткими, сосредоточенными и гордыми, тогда какъ въ сущности они только застѣнчивы. Застѣнчивость есть черта англичанъ. Только застѣнчивостыо объясняютъ манеру аглничанъ сторониться въ обще- ствѣ, отворачиваться другъ отъ друга и во время иутешествія забираться въ противоположные углы вагона. Покойный приндъ Альберіъ былъ однимъ изъ самыхъ благосклонныхъ и привѣтливыхъ лю- дей и въ то же время — изъ наиболѣе засіѣвчпвыхъ. Застенчивостью отличались Ньютонъ, Шексппръ, Вайронъ, Вашингтонъ, а про Натаніэля Гоуторна расзказываютъ, что, когда въ комнату, гдѣ онъ былъ, входилъ чужой, онъ оборачивался спиною, чтобы его не узнали. Раздвоенность характера. . Составными элементами характера общественное мнѣніе считаетъ стойкость, энергію, неустраши- мость и мужество, самообладаніе, правдивость, кро- тость, ласковость и обходительность, веселое рас- положеніе духа. Всѣ эти элементы обнпмаютъ об- ласть чувства. Умъ общественная наблюдательность выдѣляетъ изъ характера; ей извѣстно, что люди даровитые и съ блестящими умственными способно- стями не всегда отличаются благородствомъ чувствъ, и что быть умнымъ человѣкомъ еще не значить быть чествымъ. Общественная наблюдательность сиотрнть на ха- рактеръ, какъ на нѣчто, имѣющее положительное содержаніе. Говоря: человѣкъ «съ характеромъ», мы предполагаемъ въ человѣкѣ ирисутствіе какой- то сложной нравственной силы. И если хотимъ ска- зать, что въ человѣкѣ этой силы нѣтъ, мы гово- римы — человѣкъ «безъ характара». Для большинства сила характера служптъ сино- нимомъ силы воли; но мы уже знаемъ, что воля есгъ стремящаяся къ осуществленію овергія желанія; мы уже знаемъ, что воля есть сила совершенно безраз- личная; оттого-то и признаютъ волю добрую и волю злую. Поэтому не воля составляетъ содержаніе ха- рактера. а характеръ — содержаніе воли. И въ «характерѣ» заключается подобная же двойственность. Если говоря: «характеръ», мы нред- полагаемъ положительное содержавіе чего-то хо- рошаго и благороднаго, дѣлый комплексъ дугаев- ныхъ особенностей, которыми поведеніе одного че- ловѣка отличается отъ поведенія другого, то уже самымъ предположеніемъ подобнаго содержанія мы допускаемъ и его отсутствіе. Мы потому и говоримъ: «бѣлый», что противополагаемъ ему «черный»; мы потому говоримъ «характеръ», что въ насъ су- ществуетъ представленіе о «безхарактерности». Моралисты воспитатели всегда знали могуще- венную силу иримѣра и подражанія; вотъ почему они и старались действовать на подъемъ духа сво- ихъ воспитаннпковъ примѣрамп замѣчатальныхъ людей. Но если мы взглянемъ на жизнь не съ празд- ничной стороны, то увидимъ, что, въ нашихъ ио- вседневныхъ отношеніяхъ, въ той жизни, съ кото- рой мы боремся, даритъ не «характеръ» въ его благородномъ, идеальномъ представленіи, а, напро- тпвъ, «безхарактерность». Въ концѣ концовъ бла- городство, конечно, беретъ перевѣсъ надъ низостью и мелочностью чувствъ; конечно, оно управляетъ ирогрессомъ; оно является той свѣтлон точкой, въ которой прокладываетъ себе путь общественная жизнь; но, къ сожалѣнію, благородный характеръ для насъ — не критерий нашего собсівеннаго поведе- нія, а только неуловимый идеалы Мы предъ нимъ преклоняемся съ благоговѣйнымъ удивлен іемъ и восторгомъ; мы смотримъ на Вашпнгтоновъ, Лю- теровъ, Сократовъ, Эпиктетовъ, какъ на свѣтлыя точки, какъ на недостижимую высоту, и потому вос- хищаемся ими только «теоретически». Они для насъ не реальныя идеи, способный наполнить насъсвоимь содержаніемъ, а нѣчто, находящееся внѣ насъ, рав- няться съ чѣмъ мы даже не посмѣемъ и думать. Мы опускаемся на колѣнп предъ идеальными образами, на которые смотримъ уже заранѣе, какъ на недо- стижимые идеалы, и даже не пытаемся имъ подра- жать, предрѣшпвъ, что имъ подражать мы не въ силахъ.