Сочинения Н.В.Шелгунова. Т.1

721 ПИСЬМА О ВОСПИТАНІИ. 722 биизона становилось ограниченвѣе, в каждое эго- истическое «я» встрѣчало болѣе и болѣе усложняв- шіяся препятствія. Какъ поступить? Какъ при- мирить свой эгопзмъ съ чужимъ эгопзмомъ, какъ помирить лицо съ лпцомъ, лицо съ обществомъ? Вопросъ этотъ явился первымъ вопросомъ созна- тельваго человѣческаго духа, и попытка его разрѣ- шенія составляетъ главную задачу мыслителей всѣхъ временъ. II въ самомъ дѣлѣ, что такое не- урядицы частной и общественной жизни? Что такое опыты тѣхъ или другихъ полптпческихъ формъ? Въ чемъ причина вѣчнаго личнаго недовольства, народныхъ волненій, ввутреннихъ и внѣшнихъ войнъ? Все это — неразрѣшеннып вопросъ объ отно- шеніп лица къ обществу; все это — борьба личности, стремящейся къ свободной дѣятельностп, съ огра- ничивающимъ ее стремленіемъ другой личности къ тому же. Только въ свободной, нестѣсненной дѣя- тельности человѣкъ находитъ свое счастье; только къ этому счастью онъ и стремится, борется изъ-за него, изъ-за него идетъ на смерть. Должно быть, это благо дорого для человѣка, если безъ него онъ -не хочетъ жить. Если человѣкъ за свободу отдаетъ свою жизнь— значитъ, кто нпбудь лишаетъ его этого блага; значитъ, самъ человѣкъ мѣшаетъ другому жить и самъ же внѣдряется въ чужую жизнь. Какъ же устроиться, чтобы не мѣшать другому, и какого начала слѣдуетъ держаться, чтобы быть счастлп- вымъ? Древннхъ мыслителей мучили эти вопросы; но они ихъ не разрѣишлп; они оставили намъ двѣ теоріи, которыхъ и до сихъ иоръ держится человѣ- чество. Стоики руководящимъ основаніемъ для по- веденія признавали мудрость; эпикурейцы — на- слажленіе. По ученію Эпикура, высшая нравственность за- ключалась въ поведеніи, доставлявшемъ высшее насдажденіе, а высшимъ наслажденіемъ онъ счп- талъ добродѣтель. Эпикуръ ставилъ нравственное наслажденіе выше физическаго и самъ, дѣйстви- тельно, могъ служить образомъ умѣренности и нравственности. Но гдѣ же граница между высшимъ и нпзшимъ, и почему духовное наслажденіе слѣ- дуетъ предпочитать физическому? Если мы прп- мемъ за основаніе своего поведенія наслажденіе, то для насъ все равно, чѣмъ наслаждаться. Почему душу сдѣдуетъ предпочесть тѣлу, и почему быть добродѣтельнымъ нріятнѣе, чѣмъ быть недобродѣ- тельнымъ? Наконецъ, гдѣ граница между душой и тѣломъ, и можно ли доказать, что существуютъ чисто-матеріальныя и чисто-духовныя наслажде- нія? Если каждый человѣкъ есть независимый, само- стоятельный пспхическій аппаратъ, и если руко- водящпмъ началомъ каждаго будетъ служить на- слажденіе, то, очевидно, что общій принцииъ псчез- нетъ, — каждый будетъ жить и насланідаться по своему, дѣлая только то, что ему пріятно. Почему бы мнѣ не лѣннться, если это мнѣ пріятно; почему мнѣ не покушаться на чуясую свободу, на чужой трудъ, если я этимъ путемъ покупаю возможность наслаждевія? Каждый будетъ гнаться только за тѣмъ, чтобы увеличивать массу своихъ личныхъ наслажденій, нисколько не думая о томъ, что онъ заставляетъ страдать другого. Эта теорія — теорія борьбы и вражды, теорія поглощевія одного чело- вѣка другпмъ. Самъ Эпикуръ, конечно, нашелъ границы; но онъ нашелъ ихъ только для себя и только потому, что былъ благородный и честный человѣкъ. Но если человѣкъ, подъ давленіемъ эпи- курейскаго принципа, будетъ развиваться не подъ такимп условіямн, если жизнь не залоягптъ въ него добродѣѵіелъныхъ стремлен] й? И что та- кое добродѣтель, если недобродѣтель можетъ быть пріятнѣе? Вопросъ о добродѣтели отодвигается, очевидно, на второй планъ и становится даже спор- нымъ вопросомъ. А если человѣку представляется нѣсколько наслажденій — какое пзъ нихъ выбрать? По какимъ признакамъ определить, что одно выше п благороднѣе другого, какому отдать предпочте- те? Эпикуръ говорить, что мудрый человѣкъ изби- раете наслажденія продолжительныя. Но почему продолжительное наслаждевіе слѣдуетъ предпо- честь короткому и сильному? Если я — страстный, энергическій человѣкъ, почему мнѣ не пережить жизнп короткпмъ спльнымъ ударомъ, почему я дол- женъ растягивать наслажденія, поглощая ихъ ка- пля за каплей, вмѣсто того, чтобы прожить бурно, страстно и быстро? Въ этой теоріп есть еще болѣе роковая и опасная для насъ поворотная точка. Если человѣкъ дол- женъ стремиться къ наслажденію, то, очевидно, что каждая невозможность достиженія должна по- рождать страданіе. Чѣмъ человѣкъ энергичнѣй и спльнѣй накидывается на наслажденія, и чѣмъ больше разнообразіе его стремленій, тѣмъ, конеч- но, онъ чаще долженъ встрѣчать неудовлетвореніе и чаще быть несчастнымъ. Слѣдовательно, теорія счастья приводить къ несчастью, и человѣкъ бу- дете тѣмъ несчастнѣе, чѣмъ онъ хочетъ быть бо- лѣе счастдивымъ. Эпикуръ впдѣлъ это противорѣ- чіе и потому совѣтовалъ ограничивать свои по- требности. Но гдѣ же предѣлъ этого огранпченія, п не уводите ли оно, наконецъ, въ противополож- ное ученіе — въ ученіе стоиковъ? Стоики проповѣдывали нетерпимость наслажде- нія и въ этомъ видѣли начало мудрости. Они про- повѣдывали презрѣніе къ наслажденіямъ и фана- тически-враждебно относились ко всѣмъ удоволь- ствіямъ. Но если мудрость — въ лпшеніяхъ и огра- нпченіяхъ, то гдѣ же имъ предѣлъ, и кто самый мудрѣйшій? Теорія стоиковъ приводите прямо къ аскетизму, къ умерщвленію плоти, къ самобиче- ванію. И почему стоикъ видѣлъ мудрость въ огра- нпченіи своихъ потребностей и такую мудрость ставилъ выше всего? Конечно, только потому, что въ ограниченіи своихъ потребностей онъ испыты- валъ такія же наслажденія, какія испытывалъ эпикуреецъ въ полномъ удовлетвореніи всѣхъ же- лаю й. Стоикъ хотѣлъ протпворѣчить эпикурейцу и противъ его физическихъ наслаждевій выставилъ свою мудрость. Но развѣ онъ не наслаждался своей мудростью, развѣ онъ въ сущностп отличался чѣмъ нибудь отъ Эпикура, который тоже ставилъ душу выше тѣла?