Сочинения Н.В.Шелгунова. Т.1

LXXV LXXVI гунова, могутъ со справедливою гордостью сказать: «Смотрите сами! Вы можете, какъ угодно, оцѣнивать ту правду, которой всю жизнь служилъ покойникъ, можете обзывать ее и «Бѣлою Арапіею», и просто вздоромъ, — это ваше дѣло. Мы можемъ когда нибудь объ этомъ поспорить. Но извините меня, если я употреблю ваше собственное выраженіе, толь- ко болѣе умѣстно: необычайно глупо издѣ- ваться надъ такимъ высокими образчикомъ твердости убѣжденій, искренность которыхъ засвидѣтельствована цѣлото жизнью. Поучи- тесь у Шелгунова хотя терпимости: онъ хва- лили Ѳеню, а не издѣвался надъ нею...» Человѣкъ.придающійтакоезначеніѳискрен- ности и твердости убѣжденій, конечно, и дол- женъ былъ смотрѣть на литературу, какъ на носительницу «священнаго огня». Онъ могъ на старости лѣтъ выучиться шить са- поги и стать поставщикомъ обуви для Краев- скаго и работавшихъ у него гг. Страхова, Щеглова, Вс. Крестовскаго и... какъ о ни еще тамъ назывались, но писать съ ними въ одномъ журналѣ не могъ, ибо для этого ему пришлось бы поступиться своими убѣждені- ями, отказаться отъ своего свободнаго слова. Я разумѣю, конечно, не цензурный условія, которыя были для Краевскаго съ гг. Стра- ховыми, Щегловыми, Вс. Крестовскими и проч. сравнительно очень благопріятны. Рус- ское печатное слово поставлено правителъ- ствомъ въ извѣстныя рамки, расширенія ко- торыхъ мы можемъ желать, но которыя долж- ны принять, какъ данныя, не отъ насъ за- висящая. Но есть еще другая сторона истин- но свободнаго слова, которую — по крайней мѣрѣ, до извѣстиой степени — мы, писатели, можемъ сами осуществить. Это — свобода вну- тренняя, свобода отъ всѣхъ стороннихъ со- ображеній, кромѣ тѣхъ, которыя повелитель- но рекомендуются цензурными уставомъ и цензурною практикою, и которыя, какъ ска- зано, не отъ насъ зависятъ. Не свободно мое слово, если я вынесъ его на рынокъ и продаю тому, кто дастъ больше, — купившій такъ или иначе, прямо или косвенно, нало- житъ на него свою руку, и тяжела бываетъ рука купившаго. Не свободно мое слово, если я изъ какихъ бы то ни было видовъ желаю • угодить властными ли людями, или безвласт- ной толпѣ въ ея сегодняшнемъ настроеніи, — я могу, при извѣстныхъ благопріятныхъ усло- віяхъ, нмѣть чрезвычайно свободный видъ, но это именно только одна видимость. Не свободно мое слово, если я подобенъ флю- геру, поворачивающемуся въ ту сторону, куда дуетъ вѣтеръ, — развѣ флюгеръ свободенъ, развѣ онъ, напротивъ того, не покорнѣйшій изъ рабовъ? Не свободно, наконецъ, мое слово, если оно направляется завистью, лич- ною враждою, самолюбіемъ, легкомысленными желаніемъ сказать непренѣнно «новое слово», когда его нѣтъ въ запасѣ, или жѳланіемъ перещеголять всѣхъ конкуррѳнтовъ «консер- ватизме мъ» и т. п. Свободное, въ указанномъ смыслѣ, слово почти неосуществимо, какъ общее правило, потому что слабъ человѣкъ. Но большее или меньшее приближен) е къ нему возможно, что доказывается фактами исторіи русской литера- туры, примѣрами людей,болѣе или менѣе посдѣ- довательно осуществлявшихъ своею жизнью свои выеокія понятая объ обязанностяхъ ли- тературы. И эти люди поистинѣ могутъ на- зываться «носителями священнаго огня». Въ доброе старое дореформенное время быть та- кимъ носителемъ священнаго огня въ нѣко- торыхъ отношеніяхъ было легче, чѣмъ въ наши многосложные, многотрудные дни. Ко- нечно, и тогда существовали человѣческія слабости, вродѣ зависти, личнаго озлоблѳнія, чрезмѣрнаго самолюбія, алчности, — существо- вали и отражались въ лйтѳратурѣ, о чемъ слшпкомъ хорошо свидѣтѳльствуютъ не толь- ко такія позорныя пятна на исторіи нашей литературы, какъ Булгаринъ, Гречъ, Сенков- скій, но и другія, не столь явственно клей- менныя, но въ своѳмъ родѣ не менѣе при- скорбныя явленія. Существовала, однако, группа людей, достаточно привилегирован- ная, матеріально обезпеченная и образован- ная, которая, посвящая себя литератѵрѣ, уже самымъ положеніемъ своимъ была застрахо- вана, по крайней мѣрѣ, отъ нѣкоторыхъ оскорблѳній священному огню свободнаго сло- ва. Обезпеченные наслѣдственнымъ добромъ, эти люди не знали работы изъ-за куска хлѣ- ба и связанныхъ съ нею унизительныхъ усло- вій рынка. Не было имъ надобности и уго- ждать кому бы то ни было, а обезпеченная готовыми хлѣбами, значительная, иногда даже блестящая, образованность дозволяла имъ, еще до выступленія на литературное поприще, настолько оріѳнтнроваться въ вещахъ и иде-