Кризис русской школы

— 31 — приготовила наша исторія, — именно: самостоятельности и об- щаго дѣйствія, безъ котораго самодержецъ самый геніальный и олагонамѣреиный остается безполезнымъ, встрѣчаетъ страш- ныя затрудненія въ осуществленіи свопхъ добрыхъ намѣреній. «Въ то время, какъ сталъ грохотать громъ падъ головой новаго Навуходоносора, когда Россія стала терпѣть непривычный по- зоръ военныхъ неудачъ, когда враги явились подъ Севастопо- лемъ, — мы находились въ тяжкомъ положеніи: съ одной сто- роны, наше патріотичесісое чувство было страшно оскорблено униженіемъ Россіи ; съ другой — мы были убѣждены, что только оѣдствіе, и именно несчастная война, — могло произвести спа- сительный переворотъ, остановить дальнѣйшее гніеніе; мы были уоѣждены, что успѣхъ войны затянулъ бы еще крѣпче наши узы, окончательно утвердилъ бы казарменную систему ; мы тер- зались извѣстіями о неудачахъ, зпая, что извѣстія противопо- ложный приводили бы насъ въ трепетъ...» Такіе результаты дала проводившаяся желѣзиой рукой про- грамма: самодержавіе, православіе, народность. Урокъ внуши- тельный, но скоро позабытый тамъ, гдѣ о немъ больше всего слѣдовало бы помнить, и послѣ небольшого перерыва та же трагедія возобновилась въ университетской жизни, захватывая собой и наше поколѣніе, съ которымъ разыгрался одинъ изъ самихъ жестокихъ актовъ. Ему и будутъ главиымъ образомъ посвящены наши дальнѣйшія страницы.