Ключевский В.О. Очерки и речи

— 138 — среды, изъ которой онъ вышелъ и которая его воспитала. Изысканно-тонкія чувства и мечтательный страданія, черезъ который прошла поэзія Лермонтова, пренсде чѣмъ нашла и усвоила свое настоящее настроеніе, теперь на многихъ, пожалуй, ' произведутъ впечатлѣніѳ досужихъ затѣй стараго барства, и нужно уже историческое изученіе, чтобы понять ихъ емыслъ и нроисхоясденіе. Но самое настроеніѳ этой ноэзіи совершенно понятно и безъ историческаго коммента- рія. Основная струна его звучитъ и теперь въ нашей жизни, какъ звучала вокругъ Лермонтова. Она слышна въ господ- ствующемъ тоиѣ русской пѣсни — не веселомъ и не печаль- номъ, а • грустномъ. Ея тону отвѣчаетъ н обстановка, въ какой она поется. Всмотритесь въ какой угодно пейзажъ русской природы: веселъ онъ или печаленъ? Ни то, ни дру- гое: онъ грустенъ. Пройдите любую галлерею русской живо- писи и вдумайтесь въ то впечатлѣніе, какое изъ нея выно- сите: весело оно или печально? Какъ будто немного весело и немного печально: это значить, что оно грустно. Вы уси- ливаетесь припомнить, что гдѣ-то было уже выраясено это впечатлѣніе, что русская кисть на этихъ полотнахъ только иллюстрировала и воспроизводила въ подробностяхъ какую- то знакомую вамъ общую картину русской природы и жизни, произведшую на васъ то лее самое впечатлѣніе, немного веселое и немного печальное, — и вспомните Р одину Лермонтова. Личное чувство поэта само по себѣ, независимо отъ его поэтической обработки, не болѣе какъ психологиче- ское явленіе. Но если оно отвѣчаетъ настроенію народа, то поэзія, согрѣтая этимъ чувствомъ, становится явленіемъ народной жизни, историческими фактомъ. Религіозное воспи- таніе нашего народа придало этому настроенію особую окраску, вывело его изъ области чувства и превратило въ нравственное правило, въ преданность судьбѣ, т.-е. волѣ Божіей. Это — русское настроеніе, не восточное, не азіатское, а иадіональное русское. На Западѣ знаютъ и понимаютъ эту резиньяцію; но тамъ она — спорадическое явленіе личной