Ключевский В.О. Очерки и речи

— 226 но не портя жизни. Дѣло въ томъ, что педагоги при со- ставлены педагогической программы только размышляютъ о дѣтяхъ, а при ея исполнены еще и видятъ ихъ, т.-е. любятъ, потому что видѣть дѣтен и любить ихъ— это одно и то лее, два неразлучные психологическіе акта. На такое объясненіе древнерусской теорін педагогическаго жезла на- водить одна обмолвка древнерусскихъ воспитательныхъ руководствъ, изъ которой видно, что они смотрѣли на тѣлесное наказаніе дѣтей, какъ на воспитательно-гигіе- ническую операцію, какъ бы дополнительное гимнастиче- ское средство: „любя сына, — читаемъ мы тамъ, — учащай ему раны, ибо отъ жезла твоего онъ не умретъ, а еще здоровѣе станетъ“. Извѣстно, что любящая рука бьетъ не больно и, во всякомъ случаѣ, больнѣе бьетъ того, кому принадлежитъ, чѣмъ того, на кого поднимается. Гораздо плодотворнѣе былъ другой пріемъ древнерусской педагогіи — ншвой примѣръ, наглядный образецъ. Древнерус- ская начальная общеобразовательная школа — это домъ, семья. Ребенокъ долженъ былъ воспитываться не столько уроками, которые онъ слушалъ, сколько тою нравственною атмосфе- рой, которою онъ дышалъ. Это было не пятичасовое, а еже- минутное дѣйствіе, посредствомъ котораго дитя впитывало въ себя свѣдѣнія, взгляды, чувства, привычки. Какъ бы ни была неподатлива природа питомца, эта непрерывно капаю- щая капля способна была продолбить какой-угодно педаго- гически! камень. На это и разечитанъ былъ порядокъ домашней жизни, какъ его рисовали въ идеальной схемѣ древнерусскіе моралисты. Это была извѣстная среда обы- чая и обряда, вѣками сложенная плотная и чинная, мас- сивная бытовая кладка. Все здѣсь было обдумано и испы- тано, выдержано, размѣрено и разграничено, каждая вещь положена на свое мѣсто, каждое слово логически опредѣле- но и нравственно взвѣшено, каждый шагъ разученъ, какъ танцовальное па, каждый поступокъ предусмотрѣнъ и под- сказалъ, подъ каждое чувство и помышлѳніе подведена.