Ключевский В.О. Очерки и речи

— 229 — даже въ азбукахъ проводилось строгое различіе между- книж- ною и истинною мудростью: „не ищи, человѣче, мудрости, ищи кротости; аще обрящеши кротость, то и одолѣеши муд- рость; не тотъ мудръ, кто много грамотѣ умѣетъ; тотъ мудръ, кто много добра творитъ". Эта-то некнижная мудрость древней Руси была поко- леблена преобразовательными, движеніемъ Х\ II и ХУІІІ вв. и изъ сферы общественных'!, отношеній и интересовъ отод- винута была въ тѣсные предѣлы домашней жизни или въ составъ личной нравственности. Старая домашняя школа съ своими строеніячи стала архаическимъ украшеніемъ старо- модной жизни. Возникли публичный школы съ иноземными учителями, напечатаны грамматики, ариѳметики, геометріи; изданы законы объ обязательномъ обученіи духовенства и дворянства; грамотность, цыфирь и геометрія объявлены были необходимыми элементами общаго образованія; замор- ская „механическія хитрости" закрыли собою прежнюю приходскую и домашнюю науку душевнаго спасенія. Русская мысль, ошеломленная крутымъ переворотомъ, весь XYIII в. силилась придти въ себя и понять, что съ нею случилось. Толчокъ, ею полученный, такъ далеко отбросилъ ее отъ насиженныхъ предметовъ и представленій, что она долго не могла сообразить, гдѣ она очутилась. Чуть не въ одинъ вѣкъ перешли отъ Домостроя попа Сильвестра къ Энцик- лопедіи Дидро и Даламбера. Такой переходъ молено было сдѣлать только прыжками, а въ области мысли прыжки со- вершаются всегда насчетъ логики и самообладанія. Какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, русскіе преобразо- ванные люди ХУІІІ в., растерявшіеся отъ неожиданности и новизны своего положенія, чтобы найтись въ немъ, приня- лись обсуясдать не столько сдѣланный ими пробѣгъ, сколько собственное смутное ощущеніе, изъ него вынесенное. Вмѣсто того, чтобы точно опредѣлить направленіе и иротяженіе пройденнаго пути, они, измѣряя его степенью своей уста- лости, просто безъ всякихъ измѣреній рѣшили, что ушли