Ключевский В.О. Очерки и речи

— 246 — своей прямой и посильной задачѣ. Но эта школа потому и не сдѣлала своего дѣла, что бралась еще и за чужое. Школьный наставникъ въ каждой изъ сорока устремленныхъ на него паръ дѣтскихъ глазъ не можетъ прочитать тѣхъ маленькихъ чувствъ и помысловъ, отъ которыхъ она вчера вечеромъ, смотря въ учебную книжку, туманилась или за- горалась, не можетъ уловить того уголка зрѣнія, подъ ко- торымъ она привыкаетъ смотрѣть на людей и вещи; это могутъ подкараулить только отецъ и особенно мать. Подъ роднымъ кровомъ дитя получаетъ то, чего не можетъ дать школа; школа должна ему дать то, чего оно не находить дома. Дома оно нривыкаетъ понимать и любить своихъ, въ шісолѣ пріучается жить съ чуоісими и, примѣняя къ нимъ привычку понимать и любить, выработанную на родныхъ объектахъ, учится превращать чуясихъ въ своихъ ближн'лхъ. Школа Бецкаго поступала прямо наоборотъ: вырвавъ ребен- ка изъ родной среды, она на близкихъ чужихъ пріучала его любить покинутыхъ родныхъ. Это очень трудно, если только возмозкно. Но семья никогда не отпаяются отъ своего вос- питательна™ дѣла, не захочетъ превратиться въ простую кустарную мастерскую, вырабатывающую педагогическое и рекрутское сырье для школы и казармы. Зато въ педагогии ескихъ уставахъ и разсужденіяхъ Бецкаго впервые у насъ если не высказывается, то съ такою настойчивостью проводится правило, за которое одно отпу^ стится ему тысяча его педагогическихъ грѣховъ, логиче- скихъ промаховъ и психологическихъ недосмотровъ: это — требованіе, чтобы воспитатели относились къ дѣтямъ „съ Кротостію, учтивствомъ и любовію", всегда хранили при нихъ веселый видь и въ нихъ поддерясивали „бодрый духъ и веселый нравъ“. Гдѣ этого нѣтъ, тамъ теперь не можетъ быть никакой педагогіи, никакой школы, а есть только ка- зарма для малолѣтнихъ преступниковъ, даже не исправитель- ная, а просто карательная. Таковы выводы, какіе умѣю я извлечь изъ описанныхъ