Ключевский В.О. Очерки и речи

— 253 — Живописецъ Новикова въ 1772 г. скорбитъ о томъ, что романы раскупаются вдесятеро больше наилучшихъ пере- водныхъ книгъ серьезнаго содерзканія, да и было о чемъ скорбѣтъ. Хорошій романъ служить прекрасныыъ пособіемъ для познанія зісизни тому, кто въ немъ ищетъ и находить худозкественное объясненіе своихъ случайныхъ и хаотиче- скихъ зкитейскихъ впечатлѣній; для такого читателя романъ — худозкественная иллюстрація дѣйствительности; безъ того и лучшій романъ— пустая игрушка вообразкенія, лубочная кар- тинка, лишенная своей истолковательницы — подписи внизу. Нашихъ читателей и читательницъ романъ отучалъ отъ по- ниманія действительности, замѣняя имъ зкитейскіе опыты и наблюдѳнія призраками, какъ дѣтямъ куклы замѣняютъ жи- выхъ людей; подобно пушкинской Татьянѣ, они „влюблялися въ обманы и Ричардсона, и Руссо". Подготовленный любовными пѣсенками вродѣ сумаро- ковекихъ или николевскихъ, вкусъ романической публики быстро изощрялся, поддерзкивая возбузкдаемость усталаго литературнаго аппетита. Начинали строго-добродѣтельнымъ семейнымъ романомъ во вкусѣ ричардсоновой Памелы, про- долзкали романомъ тозісе довольно добродѣтельнымъ, вродѣ Клариссы, но узке съ участіемъ Ловеласа, а кончали ничѣмъ не прикрытыми приключеніями вродѣ тѣхъ эстамповъ, на которые зкаловался Фонвизинъ. Самыя заглавія романовъ вторили изощрявшимся вкусамъ: Россійскую Памелу или приключенія Марги, добродіьтелъной поселянки, смѣняло Геройство любви или изобраоіссніе великодушного любовника, а затѣмъ узісе прямо слѣдовала Генріетта или гусарское по- хищение, въ трехъ частяхъ. Такъ народился у насъ значи- тельно разросшійся потомъ классъ потребителей и особенно потребительницъ романа, идиллически мечтательный родъ петиметровъ и кокетокъ съ кисейными чувствами и „съ чепухою сладкихъ словъ", какъ выразился нѣкогда Князк- нинъ о выведенномъ имъ въ комедіи Чудаки подобномъ продукт'Ь идилліи и романа. Жившіе въ Россіи иностранцы