Ключевский В.О. Очерки и речи

котораго Соловьевъ глубоко почиталъ, какъ профессора. Чтеніе Соловьева не трогало и не плѣняло, не било ни на чувство, ни на воображеніе ; но оно- заставляло размышлять. Съ каѳедры слышался не профессоръ, читающій въ ауди- торіи, а ученый, размышляющій вслухъ въ своемъ каби- иетѣ. Вслушиваясь въ это, ісакъ бы сказать, говорящее размышленіе, мы старались ухватиться за нить разви- ваемыхъ передъ нами мыслей и не замѣчали словъ. Я бы назвалъ такое изложеніе прозрачнымъ. Оттого, вѣроятно, и слушалось такъ легко : лекція Соловьева далеко не была для насъ развлеченіемъ, но мы выходили изъ его аудиторіи безъ чувства утомленія. Легкое дѣло — тяжело писать и говорить, но легко писать и говорить — тяжелое дѣло-, у кого это не дѣлается какъ-то- само собой, какъ бы физіологически. Слово что походка иной ступаетъ всей своей ступней); а (шаги его едва слышны ; другой крадется на ципочкахъ, а подъ нимъ полъ дрожитъ. У Соловьева легкость рѣчи происходила отъ ясности мысли, умѣвшей находить себѣ подходящее выражеиіе въ словѣ. Гармонія мысли и слова — это очень важный и даже не- рѣдко роковой вопросъ для нашего брата преподавателя. Мы иногда портимъ свое дѣло нежеланіемъ подумать, какъ надо сказать въ данномъ случаѣ, и корень многихъ тяжкихъ неудачъ нашихъ — въ неумѣньи высказать свою мысль, одѣть ее, какъ слѣдуетъ. Иногда бѣдненькукУ и худенькую мысль мы облечемъ въ такую пышігую форму, что она путается и теряется въ ненужиыхъ складкахъ собственной оболочки и до нея трудно добраться, а иногда здоровую, свѣжую мысль выразимъ такъ, что она вянетъ и блекнетъ въ нашемъ выраженіи, какъ цвѣтокъ, попавшій подъ тя- желую жесткую подошву. Во всемъ, гдѣ слово служить по- средникомъ между людьми, а въ преподаваніи особенно, неудобно какъ переговорить, такъ и недоговорить. У Со- ловьева слово было всегда по росту мысли, потому что въ выраженіи своихъ мыслей онъ слѣдовалъ поговоркѣ :