Ключевский В.О. Очерки и речи

— 431 — номію, которая, какъ говорится, играетъ, выражая на раз- ные лады одно и то же найтроеніе и тѣмъ отличаясь отъ дрессированной наружности, тоже выразительной, но непо- движной, съ однообразной жестику ляці ей, съ неизмѣннымъ, застывшими выраженіѳмъ, напоминающими l’homme qui rit. Ви примѣненіи къ религіозной жизни обрядность — это темпе- рам ентъ религіознаго чувства, старообрядчество — его манера. Но жести, вызванный чувствомъ, оти частаго повторенія превращается въ привычку и становится манерой, которую можно воспроизвести независимо оти чувства. Таки и цер- ковная обрядность можѳтн выродиться ви старообрядчество. Когда и какн происходити такое вырожденіе? Си богослов- ской точки зрѣнія отвѣтъ на это очень прости: это про- исходить, когда обрядовая форма остается бези содержанія, когда — пользуемся выраженіемп Щапова — не стараются „проникать ви самыя спасительный истины церковно-бого- служебныхи обрядовн“, — словоми, когда говоряти Господи , Господи, но приближаются къ Господу одними устами, сердце лее далеко отъ Него. На эту утрату внутренняго смысла и лсивительнаго дѣйствія церковнаго обряда, какъ на корень старообрядчества, указывали въ свое время и Епифаній Сла- винецкій, когда съ риторической изысканностью писали о русскихъ людяхъ, что еще до патріарха Никона „мысленный камень невѣлсества на умѣ многихъ лелсалъ и закрывали отъ нихъ мысленный таинственныхъ священнодѣйствъ кла- дязь и препятствовали словесными овцами Христовыми чистаго извѣстнаго священнодѣйствительныхъ знаменованій вѣдѣнія водою напоенными быти“. Съ потерей этого чиста- го вѣдѣнія таинственныхъ священнодѣйствъ церковный об- ряди теряетъ значеиіѳ символа вѣроученія и становится чѣмъ-то похолсимъ на языческій талисманъ или волшебное заклинаніе: совершаемый автоматически, бези участія со- знапія, они признается и дѣйствующимъ механически, по- мимо воли и воспріимчивости того, на кого дѣйствуетъ. Но кромѣ богословскаго, т.-е. символическаго своего