Ключевский В.О. Очерки и речи

— 45S — погрѣшность превращала благоговѣніе къ святынѣ при не- достаточномъ ея пониманіи въ суевѣрный страхъ. Когда Максимъ Грекъ, исправляя богослужебный текстъ, велѣлъ русскому писцу зачеркнуть нѣсколько строчекъ, того „поймала дрожь великая и ужасъ напалъ“ на него, какъ это онъ за- гладитъ великій догматъ премудрый. Еще образнѣе выразилъ этотъ страхъ протопопъ Аввакумъ въ своей автобіографіи. Какъ только вышло въ 1653 г. первое новшество натр. Ни- кона о сокращеніи зѳмныхъ поклоновъ въ великій постъ и о троеперстіи, „мы, разсказываетъ Аввакумъ про себя и своихъ друзей, собравшись, задумались: видимъ, зима хо- четъ быть, сердце озябло и ноги задрожали". Этотъ страхъ сковывалъ религіозное чувство, затруднялъ развитіе и проявленіе задушевной набожности, сердечной теплоты вѣры. Одну изъ благотворнѣйшихъ, творческихъ способностей человѣка, способность подниматься духомъ подъ дѣйствіемъ формы, обряда, образа, звука, дѣлающую матеріальный міръ вспомогательными средствомъ духовнаго развитія, такое пугливое поклоненіе буквѣ и формѣ пре- вращало въ какое то волшебство, въ магическую силу, за- ключенную въ самомъ обрядѣ, буквѣ, образѣ, звукѣ и ме- ханически дѣйствующую на духъ помимо воли и сознанія. Люди съ такимъ фетишистскимъ почитаніемъ обрядности даже чисто духовныя представленія понимали только въ чувственной формѣ, въ міръ своихъ вѣрованій вносили при- вычную грубоватость своихъ житейскихъ ухватокъ и ощу- щеній. Въ связи съ этой матеріализаціей духа, съ этимъ угнетѳніемъ его механикой можно объяснить замѣтную у первыхъ старообрядцевъ черствость религіознаго чувства и, какъ бы сказать, неумѣренную вещественность ихъ ре- лигіозныхъ представленій. Епифаній Соловецкій, сподвиж- никъ Кирилла въ его Виданской пустынѣ, сожженный по- томъ въ Пустозерскѣ вмѣстѣ съ Аввакумомъ и другими вождями старообрядчества, былъ человѣкъ не безкнижный, хотя родился въ деревнѣ и признавался въ своей автобіо-