Передуманное и прежитое

у кого, можетъ-быть, не было ихъ и дома. Единственной помѣхой мнѣ въ этомъ была Галина няня. Она была жен- щина очень добрая, очень любила и ласкала Галю, но ни- когда не соглашалась давать другими поиграть игрушками моихъ дѣтей. «Не давай эту куклу никому — это паша кукла!» говорила она обыкновенно Галѣ, несмотря на всѣ мои увѣщанія. Сидѣли мы разъ въ саду. Вечеръ былъ тихій, теплый, дѣти весело играли и шумѣли — кто бросалъ мячикъ, кто катилъ обручъ, кто прыгали на веревочкѣ. Я лежала на травѣ и молча слѣдила глазами за Галей, которая прыгала по дорожкѣ, держа рученками высоко надъ головкой свою куклу. Въ это время изъ чащи сада показалась женщина. Лицо ея было желто, точно вылѣплено изъ воска. Болыпіе, впалые, черные глаза горѣли лихорадочными, потухающими огнемъ, черные, какъ смоль, волосы виднѣлись изъ-подъ надвинутаго на лобъ поношеннаго платка. Платье ея было все въ заплатахъ. Она ступала тяжелой, нетвердой по- ступью, какъ ступаютъ люди больные, которымъ въ тягость ходить, и костлявою рукою вела за руку мальчика лѣтъ 7 — 8. Лицо мальчика было тоже очень блѣдно и худо. Черные кудри падали кольцами на его высокій лобъ; боль- шіе, черные, какъ уголь, глаза смотрѣли умно и довѣрчиво изъ-подъ длинныхъ, пушистыхъ рѣсницъ. Одѣтъ они былъ тоже очень бѣдно, — его неуклюжій сюртучекъ, сшитый, ви- димо, не по возрасту, былъ весь въ заплатахъ; изъ-подъ сюртучка виднѣлся огромный, толстый воротъ солдатскаго холста; сапожки порыжѣвшіе и тоже всѣ въ заплатахъ; но, несмотря на это, видно было, что чьи-то нѣжныя руки по- чиняли, мыли и чесали этого ребенка: на сюртучкѣ не было ни одной прорѣхи, личико, шейка и ручки были очень чисто вымыты, головка тщательно причесана. Вообще, на лицѣ мальчика было что-то сіяющее, праздничное. «Кто они и откуда забрели сюда въ садъ?» подумала я, глядя невольно съ участіемъ на лицо женщины и сей- часъ же отвѣтила себѣ: «Да, сегодня суббота... Евреи!., Бѣдный маленькій нищенка, и для тебя бываетъ празд- ники, и тебѣ весело глядѣть на эту веселую толпу счастли-