Передуманное и прежитое

торыми есть нравственная обязанность учителя? Нѣтъ! Пе- реходя отъ «Физики» по Крюгеру къ «Происхожденію чело- вѣка» Дарвина, отъ «Эмиля XIX столѣтія» къ «Человѣкъ, какъ предметъ воспитанія» Ушинскаго, чувствуешь и по- нимаешь, что это скачки, неимѣющіе здраваго смысла, что каждая изъ этихъ книгъ имѣла бы значеніе въ связи съ предшествующимъ и послѣдующймъ, но какъ помочь горю — остается все тѣмъ же вопросомъ. И какъ и къ кому по- дойти съ этимъ вопросомъ жепщинѣ въ 30 лѣтъ, никогда ничему неучившейся? Подойти къ такимъ же малограмотнымъ людямъ, какъ она? Они не помогутъ горю... Подойти къ тѣмъ людямъ, которые способны были бы помочь?.. Но повѣрятъ ли они въ искренность просьбы, не заподозрятъ ли въ этомъ слѣпого поклоненія авторитетамъ, не скажутъ ли, что въ такіе годы человѣкъ способенъ самъ отнестись разумно къ своей работѣ, и не захотятъ задуматься надъ тѣмъ, по си- лами ли работа? 26 ноября 1871 года. Петербургъ. Сегодня я получила письмо отъ своей Елизаветы Яко- влевны. Тронутая имъ до глубины души, я думала: «Давно ли съ видомъ безнадежности человѣка, дожившаго до сѣ- дыхъ волосъ безграмотными, она говорила мнѣ печально: «Нѣтъ, Христина Даниловна, никогда я не научусь читать и писать!» и вотъ въ эту минуту она чувствуетъ, что со- здала самостоятельно письмо, что это письмо пойдетъ за тысячу верстъ, что X. Д. прочтетъ его, порадуется ему и будетъ отвѣчать, и получитъ она черезъ нѣсколько дней этотъ отвѣтъ и сама прочтетъ его! Сколько радости и гор- дости должны вызывать эти мысли въ головѣ пожилого человѣка, одолѣвшаго на старости лѣтъ грамоту. Я отвѣ- чала ей такъ: «Многоуважаемая Елизавета Яковлевна! «Вы пишете, что, несмотря на самую ужасную погоду,, вы были въ школѣ— это доказываетъ, что вы искренно лю- бите ее! Это радуетъ меня больше, чѣмъ даже ваша лю-