Передуманное и прежитое

Собранія конгресса продолжались, но они не заключали въ себѣ болѣе того животрепещущаго интереса, какимъ было полно его первое показное собраыіе. Вмѣсто Жюля- Симона предсѣдательствовалъ какой-то ожирѣвшій чинов- ники бюрократическаго типа, и мнѣ становилось досадно при мысли, почему на этомъ женскомъ конгрессѣ не мо- жетъ предсѣдательствовать какая-либо образованная жен- щина, хотя бы сама m-me де-Морсье. Между докладами текущихъ собраній преобладала жал- кая посредственность, и въ общемъ чувствовался харак- теръ безпорядка и хаоса. Никому не было извѣстно, кто будетъ говорить и о чемъ, и протекція m-me де-Морсье играла очевидную роль въ допущеніи всѣхъ этихъ докла- довъ. Наконецъ подошла пятница, канунъ нашего доклада. Я чувствовала особенное волненіе отъ приближенія этого торжественнаго для меня дня и написала своимъ добрыми знакомыми пригласительныя записки. Ьѣдная! Я не знала, какого рода непріятность ждетъ меня нѣсколысо часовъ спустя. ІІо окончаніи собранія А. М. Калмыкова подошла ко мнѣ и нѣсколько сконфу- женно сказала: - Христина Даниловна! Пожалуйста, не огорчайтесь, я отказываюсь отъ доклада. Не умѣя сдерживать себя никогда и ни при какихъ обстоятельствахъ, я вдругъ расплакалась самыми постыд- ными образомъ. Слѣдя за этой неприличной въ публикѣ сценой и, очевидно, проникнутыя чувствомъ состраданія, знакомые окружили меня и начали уговаривать А. М. сдѣ- лать завтра докладъ, но она была непоколебима. Тогда добрѣйшая Ананьева съ самспожертвованіемъ человѣка, желающаго помочь горю ближняго, начала говорить мнѣ о томи, что къ завтраму она лично составитъ докладъ и сама прочтетъ его, но горе мое было таки велико, что я голо- сомъ, прерывающимся рыданіями, говорила ей прямо въ глаза: — Нѣтъ... не нужно... вы не можете такъ составить и прочесть, к аки Александра Михайловна. Вы не слѣдили 20 *