Передуманное и прежитое

— 329 — три недѣли и вспоминая, какъ тепло и сердечно относилась она всегда къ нашему дѣлу, я воображала, что она при- растетъ къ моей малиновой скатерти и вся сосредоточится на интересахъ книги «Что читать народу». Въ воображеніи моемъ ярко вставала ея изящная фигура, и я видѣла ее уже на женскомъ конгрессѣ съ докладомъ въ рукахъ и съ нѣсколько взволнованнымъ прекраснымъ лицомъ. Ка- ково же было мое разочарованіе, когда по пріѣздѣ она от- казалась наотрѣзъ выходить съ докладомъ въ многолюд- номъ собраніи, ссылаясь на свою робость, тихій голосъ и проч., и когда она жадно ловила каждый моментъ для осмотра чудесъ на выставкѣ! — Ply, что m-lle Дургеймъ? Все та же? — спросила меня какъ-то Ананьева. — Ужасно поглупѣла, — отвѣчала я ей тихо и печально, — совершенно утратила способность заниматься чѣмъ - либо серьезнымъ и все время отдаетъ пустякамъ. Бѣдная m-lle Дургеймъ! Отойдя нѣсколько отъ этого недавняго прошлаго и овладѣвъ снова способностью быть безпристрастной, я вижу, что она сдѣлала все, что могла: она прекрасно доложила о нашемъ дѣлѣ жюри, силилась всегда по мѣрѣ возможности врачевать мои душевныя раны, но ея выразительный взглядъ неразъ останавливался на мнѣ со вниманіемъ и грустыо. «Что сдѣлалось съ этой жен- щиной? — навѣрное думала она. — Какъ сузилось за это время ея міросозерцаніе, какъ далеко ушли отъ нея интересы всего міра!» PI она спѣшила къ чудесамъ этого міра, разставлен- нымъ на парижской выставкѣ, и ея прекрасные глаза ярко отражали ту силу любознательности, которая наполняла въ эти дни ея душу. Впрочемъ, не къ одной m-lle Дургеймъ была неспра- ведлива я: и осмотръ выставки казался мнѣ также престу- пленіемъ со стороны Ананьевой. — Александра Александровна осматриваетъ все брюс- сельская кружева и персидскіе ковры,' — говорила я кому-то при ней язвительно въ моемъ салонѣ. — Какъ вамъ не стыдно, Христина Даниловна! — возра- зила она, теряя, наконецъ, терпѣніе. — Я изъ-за вашихъ