Передуманное и прежитое

безысходной нуждѣ и горю простого народа, и во мнѣ ше- вельнулось то чувство любви къ ближнему, о которомъ проповѣдывалъ Христосъ. Барышни дѣлали много добра, но наряду царило звѣр- ство, конюшня и розги. Помшо хорошо дѣвушку рѣдкой красоты и душевныхъ качествъ, которая томилась въ этой обстановкѣ рабства и самоуправія. Она была крѣпост- ною, но выросла при барышняхъ, и что-то нѣжное, пре- красное и безконечно грустное лежало на всемъ ея суще- ствѣ. Барышни такъ любили ее, что когда она, не перенеся терзаній нравственныхъ и физическихъ, идущихъ отъ ихъ матери-изверга, слегла въ чахоткѣ въ постель, онѣ поти- хоньку отъ матери очистили маленькую комнатку на птичьемъ дворѣ и заботливо окружили ее комфортомъ. Помню, какое горячее участіе принимала я въ этихъ хло- потахъ, какъ мы, барышни, мыли полы и окна, и какою таинственностью и прелестью былъ окруженъ для насъ этотъ маленькій подвигъ. Я проводила у больной цѣлые часы. Она лежала блѣдная, прекрасная, неподвижная, пока приступи кашля не колыхали ея запавшей груди. Больше всего она любила слушать разговоры о волѣ, и часто я, желая развлечь ее, импровизировала на тему о томъ, что будетъ, когда люди станутъ вольными. Она слегка улыба- лась мнѣ и часто засыпала подъ звуки моего голоса, какъ засыпаетъ больной ребенокъ подъ нѣжную материнскую пѣсшо. Мы обыкновенно входили къ ней тихо и осторожно, по былъ моментъ, когда я не выдержала и, какъ ураганъ, влетѣла въ эту маленькую комнатку. „Лиза! получена вѣсть о волѣ!“ вскрикнула я, бросаясь къ ней. Она обвила мою шею своими худыми, какъ плети, руками, затѣмъ пере- крестилась п улыбнулась безконечно доброй и блаженной улыбкой, какъ улыбаются, вѣроятно, ангелы. Это было послѣдней улыбкой въ жизни дѣвушки: на другой день она умерла... Деревня Мамчичъ была моими первыми знакомствомъ ■съ народомъ и школою; теперь перейду ко второму столк- новение, на которомъ остановлюсь съ тою яге отрадой и .любовью.