Передуманное и прежитое

рому приходили старичекъ-отецъ, но вышло недоразумѣніе: когда я надписала на письмѣ «Коваленко», больной сказалъ мнѣ: «Ахъ, нѣтъ— онъ мнѣ не братъ — мы только такъ зо- вемся братьями — служили вмѣстѣ и подружили, ну, теперь онъ мнѣ все равно, что братъ, а фамилія-таки другая». И онъ назвалъ фамилію. Я переписала письмо и отослала на почту. Захожу сегодня на минуту цавѣстить больныхъ и вижу у моего Коваленки сидитъ солдатъ въ ногахъ. Подхожу. — Вотъ посмотрите, сударыня, — говоритъ онъ, весь сіяя изъ-подъ своей головной повязки, — мы ему вчера написали, а онъ вотъ онъ самъ — легокъ на поминѣ, пожаловалъ за сколько сотъ верстъ, ну, не братъ ли онъ мнѣ послѣ этого! Я съ благоговѣніемъ взглянула на этого загорѣлаго сол- датика въ потертой шинели и подумала: «Да, врядъ ли цивилизація выработала въ насъ такого рода дружбу!» 2 ноября 1877 г. Сегодня привезли новыхъ раненыхъ. Обыкновенно у нихъ отбираіотъ всѣ ихъ пожитки, въ томъ числѣ и ордена, складываютъ въ узелъ, намѣчаютъ и прячутъ въ отдѣльное помѣщеніе впредь до выздоровленія. Во время этой процедуры одинъ больной сунулъ что-то проворно подъ подушку. Докторъ-ординаторъ быстро отпра- вился къ нему и потребовали показать. Оказался георгіев- скій крестъ. — Вы должны отдать его въ складъ! — сказалъ сухо ординаторъ. У больного блеснули на глазахъ слезы. Я вмѣшалась съ просьбой. Безногому калѣкѣ дозволили хранить при себѣ эмблему его храбрости и результатъ его калѣчества. 16 ноября 1.877 г. Отрывокъ изъ солдатскаго письма. (ІІослѣ обычныхъ поклоновъ)... «Лежу я теперь въ боль- ницѣ въ Харьковѣ. Раненъ былъ въ поясниц у на вылетъ въ лѣвый бокъ 19 іюля за Балканами, и везли меня за 100 верстъ