Передуманное и прежитое

два года не получалъ. Вотъ, думаю, можетъ, жена счи- таетъ меня убитымъ — за другого замужъ пошла, а тутъ вотъ тебѣ и радость Господь послалъ... Какъ услыщалъ, что вы нездоровы, кое-какъ, до церкви доплелся съ косты- лемъ — помолился!» И онъ началъ просить меня писать въ два мѣста: въ дѣйствующую армію на имя прапорщика С., куда, какъ оказалось изъ письма, родные посылали ему 4 рубля и въ Балту, въ лазаретъ, 2 рубля. «То-то какъ получу,— мечталъ онъ, раздвигая ротъ ши- рокою улыбкою,— сразу 6 рублей!» — Не радуйся очень! — замѣтшгь безрукій товарищъ,— теперь они сохраннѣй, чѣмъ тогда — мигомъ израсхо- дуешь! Вообще, радость этихъ людей какая-то до наивности чистосердечная, ребяческая, и мотивы ея такъ жалки, что трудно глядѣть на нее безъ слезъ. Припоминается мнѣ мое первое посѣщеніе въ больницу, оздоровѣвшаго безрукаго солдата снаряжали въ путь, са- нитаръ, высыпавши изъ мЪшка его запыленные пожитки какую-то тряпочку, порванную книженку, сломанный частый гребешокъ, разбитое зеркальце въ мѣдной оправѣ и все въ такомъ родѣ— приводилъ ихъ въ порядокъ; сестра милосер- дія пришивала пуговицу у старой-престарой шинели съ пробитымъ пулею рукавомъ, а онъ, съ усиліемъ натащивши на себя только что подаренную ярко-розовую, шумящую, новую ситцевую рубашку, весь сіялъ отъ радости, любуясь на нее и приправляя пустой рукавъ подъ ремешокъ такъ, чтобы не было замѣтно увѣчья. — Ну, теперь дома меня примутъ за купца! — острилъ онъ добродушно. Или дубовые красивые костыли!— да это такая радость, какъ иному пара заводокихъ рысаковъ,— и помину нѣтъ о калѣчествѣ! Я кончала письмо, когда другая дежурная подошла ко мнѣ. — Что вы дѣлаете?!— сказала она мнѣ по-французски,— вѣдь онъ зараженный! Возлѣ него очень-очень опасно быть! Окончила! — сказала я больному. ,