Передуманное и прежитое

— 78 — сбиться съ пути. Все это выходитъ у него необыкновенно искренно, правдиво, честно и трогательно. Ііа вопросъ его, какъ относится Харьковъ къ «Дневнику писателя», я отвѣчала, что первые три номера были встрѣ- чены хорошо, но послѣдній вызвали протестъ, и я указала ему на мѣсто, гдѣ сказано, что демосъ нашъ доволенъ, а со временемъ ему будетъ еще лучше. «А много этихъ про- тестующихъ господи?» спросили они. «Очень много!» отвѣчала я. «Скажите же ими, — продолжали Достоевскій,— - что они именно и служати мнѣ порукой за будущее на- шего народа, У насъ таки велико это сочувствіе, что, дѣйствительно, невозможно ему не радоваться и не на- ' дѣяться». 25 мая. Вторникъ. Петербургъ. Сегодня я позволила себѣ быть у Достоевскаго. Рѣши- тельно убѣждаюсь, что я для него не человѣкъ, а мате- ріали. Они все время заставляли меня говорить, поощряя безпрестанно замѣчаніями: «Ахи, каки вы хорошо, образно разсказываете! Просто слушали бы, слушали бези конца!» или «Трудно рѣшить, что вы лучше — пишете или говорите? И пишете прекрасно, и говорите прекрасно!» Разсказала я ему исторію преступленія К., говорила о своей жизни ви Харьковѣ, о харьковскомн обществѣ вообще и его отношеніяхи ко мнѣ. Они слушали все си такими интересоми, си такими вниманіемн, что поневолѣ говори- лось очень много. На столѣ лежали «Русскій Вѣстникъ». — Скажите же мнѣ, Бога ради, что вы думаете оби «Аннѣ Карениной», — попытала я вновь счастья. — Ей Богу, не хочется говорить, — отвѣчали Достоев- скій. — Всѣ лица до того глупы, пошлы и мелочны, что положительно не понимаешь, каки смѣетн графи Толстой останавливать на нихъ наше вниманіе. У наси столько жи- выхн насущныхн вопросови, грозно вопіющихи, что отн нихи зависитн быть или не быть, и вдруги мы будеми отнимать время на то, каки офицери Вронскій влюбился