Передуманное и прежитое

— 79 — въ модную даму и что изъ этого вышло. И такъ прихо- дится задыхаться отъ этого салоннаго воздуха, и такъ на- тыкаешься безпрестанно на пошлость и бездарность, а тутъ берешь романъ лучшаго русскаго романиста и наталкива- ешься на то же! — Не долженъ же романисты описывать людей, какихъ нѣтъ, онъ долженъ брать жизнь и показывать ее съ худо- жественной правдивостью, какъ она есть, и ваше дѣло выводить изъ всего этого resum6, — возразила я. — Совсѣмъ не то вы говорите, — продолжалъ Достозв- скій съ обычной нетерпимостью въ спорѣ, которая выхо- дитъ какъ-то совсѣмъ необидною; чувствуется, что это результаты не самомнѣнія, а искренней увѣренности въ изложенной мысли, — совсѣмъ не то: неужели же наша жизнь только и представляетъ Вронскихъ и Карениныхъ, это про- сто не стоило бы жить. — А Левинъ, — возразила я вновь, — развѣ не волнуютъ его самые животрепещущіе вопросы? Развѣ не симпати- ченъ онъ? — Левинъ? По-моему онъ и Кити глупѣе всѣхъ въ ро- манѣ. Это какой-то самодуры, ровно ничего не сдѣлавшій въ жизни, а та просто дура. Хорошъ парень! За пять ми- нуты до свадьбы ѣдетъ отказываться отъ невѣсты, не имѣя къ тому ровно никакихъ поводовъ. Воля ваша, а это даже ненатурально: сомнѣнія возможны, но чтобы человѣкъ по- перъ къ невѣстѣ съ этими сомнѣніями,— невозможно! Одну сцену я признаю вполнѣ художественною и правдивою — это смерть Анны. Я говорю «смерть», такъ какъ считаю, что она уже умерла, и не понимаю, къ чему это продолженіе романа. Этой сцены я и коснусь только въ своемъ «Днев- никѣ писателя», и расхвалю ее, а браниться нельзя, хоть и хотѣлось бы, — самъ романисты — некрасиво! Нетерпимость въ спорѣ еще болѣе выказалась у До- стоевскаго, когда рѣчь какъ-то нечаянно коснулась націо- нальностей: онъ находитъ, что сербъ, малороссы и т. д., сочувствующій родному языку, родной литературѣ, поло- жительно зловредный члены общества, онъ тормозитъ ра- боту всеобщаго просвѣщенія, всеобщей великорусской ли-