Передуманное и прежитое

— 81 — «Знаете ли, — говорить онъ, — всѣмъ имъ этимъ невѣру- ющимъ слѣдуетъ сказать, что прежде это считалось при- знакомъ ума, а теперь даже и этого нѣтъ — не считается, .авось они перестанутъ говорить эти глупости!» Спрашивалъ меня, вѣрую ли я. Я отвѣчала, что никогда и никому не даю отвѣта на этотъ вопросъ. Онъ смутился. «Значить, не вѣрите! — рѣ- шилъ онъ черезъ нѣсколько мгновеній.— Нехорошо! Надо будетъ намъ серьезно поговорить объ этомъ!» 2S мая. Пятнина. Достоевскій обѣщалъ быть у насъ на-дняхъ вечеромъ. Вторникъ и среду я безвыходно сидѣла дома. Въ чет- верть въ десятомъ часу мужъ мой уговорилъ меня пойти погулять, завѣряя, что уже поздно, и онъ не можетъ притти. Я согласилась. Когда мы возвратились въ 11 часовъ изъ Лѣтняго сада, швейцаръ мнѣ подалъ карточку: «Ѳедоръ Михайловичи Достоевскій». Мнѣ пока- залось въ эту минуту, что я потеряла все, что было до- рогого и желаннаго въ жизни; нѣсколько времени я сидѣла молча, въ нѣмомъ отчаяніи, мнѣ думалось: «Если бы возлѣ меня было что-нибудь такое, что можно было бы выпить или понюхать и прекратить эту безцѣльную, глупую, безынтересную жизнь, я непремѣнно выпила бы и понюхала. Состояніе это было очень тяжелое. Затѣмъ я начала плакать, такъ плакать, что грудь точно рвалась на части, виски стучали, и все тѣло дрожало, точно въ лихорадкѣ. Я плакала такъ, пока не заснула тяжелыми тревожными ■сномъ, полными какихъ-то мучительныхъ грезъ. Утромъ я встала измученная и больная — голова болѣла, грудь бо- лѣла. глаза болѣли. Горе притупилось, но все какъ-то ныло, что-то болѣло въ душѣ. Я поѣхала къ Достоевскому, не застала его дома и оставила письмо. Что будетъ — неизвѣстно. Перодумаппое и пережитое. ^