Передуманное и прежитое

поздно, и, можетъ-быть, опять какое-нибудь извѣстіе изъ типографіи. (Но такъ и всегда въ самомъ концѣ каждаго мѣсяца.) Рѣшился написать вамъ все это, дорогая и добрѣйшая Христина Даниловна, — завтра отъ 5 до 7 ча- совъ у васъ будемъ, пожалуйста, не осудите, повѣрьте, что едва на ногахъ стою. Ваше доброе расположеніе къ намъ насъ съ женой трогаетъ, какъ, если бы вы были наша до- рогая, родная сестра, или еще гораздо больше, такъ мы васъ оба любимъ и цѣнимъ. Не безпокойтесь, я васъ два раза видѣлъ и слушалъ, я составилъ уже о васъ твердое мнѣніе, — вы рѣдкое, доброе и умное существо. Такія какъ вы, вездѣ теперь нужны. А мы съ женой именно васъ лю- бимъ по-родственному, какъ правдивое и искреннее умное сердце. «Но довольно. Отнесите тоже къ нервамъ и разстройству. Крѣпко жму вамъ руки. Жена вамъ кланяется. Алексѣю Кирилловичу мой глубокій поклонъ. Вашъ весь Ѳ . Достоевскій» . 30 мая 1876 г. И, дѣйствительно, Достоевскій былъ у насъ, долго сидѣлъ, много говорили... 1 іюня 1876 г. Въ дорогѣ. Перебирая въ воспоминаніи разговори свой съ Достоев- скими, я останавливаюсь на томъ обстоятельствѣ, что они совѣтовалъ мнѣ писать, горячо завѣряя, что у меня поло- жительно талантъ писать, и что письмо къ нему это chef d’oeuvre, доказывающій присутствіе этого таланта: въ немъ такъ много жизненности, мысли, искренности, огня, не го- воря уже о прекрасномъ слогѣ, что изъ -поди моего пера положительно моги бы выйти прелестный романъ. Я слышу это не отъ одного Достоевскаго, и, право, мнѣ это странно: какой романъ можетъ написать малограмотная женщина, какъ узокъ долженъ быть ея’ кругозоръ, какъ мизерно міросозерцаніе. Куда ни кинь — все клинъ! Въ по- 6 *