Передуманное и прежитое

— 89 — понравился, что она списала его съ начала и до конца. Это вышла толстая-претолстая тетрадка. Даша Феничкина тогда еле умѣла писать въ двухъ кривыхъ линейкахъ, которыми сама она полинеила эту тетрадку, сшитую изъ простой сѣ- рой бумаги. Я захватила ее съ собой въ Петербурга и при свиданіи съ Достоевскимъ показала ему, разсказавши, въ чемъ дѣло. Онъ задумчиво перелистывалъ ее, и двѣ круп- ный слезы скатились по его впалымъ щекамъ». Затѣмъ былъ прочтешь мною разсказъ «Мальчикъ на елкѣ у Христа». Все, что говорила я, было сказано несравненно полнѣе и одушевленнѣе, чѣмъ пришлось записать въ дневникъ; я чувствовала это и по степени собственнаго одушевленія, и по той мертвой тишинѣ, которая даритъ въ толпѣ только тогда, когда пришлось всецѣло покорить ея вниманіе. Я не видѣла передъ собою ни одного лица отдѣльно, меня охва- тило всю одно неотразимое желаніе быть понятой этой тол- пою, вдохнуть въ нее свои симпатіи, свои вѣрованія, заразить своею скорбью, своимъ сочувствіемъ. Не въ одну силу слова вѣрила я, мнѣ казалось, что можно говорить нервами, что всѣ силы души подымаются во мнѣ для борьбы съ непро- ницаемою бронею невѣжества, раздѣляющею насъ, грамот- ныхъ людей, отъ неграмотныхъ. Съ похолодѣвшими руками и сильно бьющимся сердцемъ вошла я въ музей, окончивши свою миссію... Тамъ встрѣтилъ меня весь наличный составь нашего интеллигентнаго кружка. Въ силъномъ волненіи я ожидала слова одобренія и сочувствія. Во мнѣ болѣлъ во- просъ: «поняли ли меня ученицы?» Со стороны это виднѣе. Но одни задумчиво молчали, другіе разговаривали между собою о постороннемъ. Наконецъ, одинъ изъ преподавателей, рѣзко обратясь ко мнѣ, сказалъ: «Все это было въ высшей степени неумѣстно; второе воскресенье крадутъ время у занятій для безполезныхъ разглагольствованій. Я самъ глу- боко уважаю Достоевскаго, но что поймутъ изъ вашего разсказа эти безграмотные люди?!» Починъ былъ сдѣланъ. За нимъ потянулись другіе кри- тики. Оказалось, что одна изъ наиболѣе уважаемыхъ учи- тельннцъ ушла домой въ видѣ протеста.