Сочинения императрицы Екатерины II

102 Терентьевна, Какія вѣдь еще и ваши лЬта, сударыня; вы еще и сами молодехоньки. Бѣстникова. То таки такъ; да кажуся стара, потому что дѣти, матка моя, велики; а пуіце всего то меня старитъ, что у меня сноха, да къ тому еще и стала очень рано родить, какъ-будто, право, нарочно, чтобъ я старѣе казалась, въ бабушки меня и пожаловала. Терентьевна. Эго все бездѣлица: вы старѣе этимъ не будете.... Не изволите-ль, я привезу вамъ, для внучка вашего, игрушечекъ; у меня есть такія хорошѳнькія, что заглядѣться надобно. Вѣстникова. Привези, мой свѣть: я любливала всегда хорошенькія игрушечки; и теперь сама бъ играла въ куклы, еслибъ не стыдно было. Такое мое несчастье, что мнѣ и въ куклы-то наиграться не дали: очень молоду выдали замужъ, такъ что я еще сама почти съ куклу величиной была, какъ перваго сына, а годъ спустя и дочь родила. Терентьевна. Не погнѣвайся, сударыня, (смотря ея манжеты ) слово въ слово такія манжеты продала я, съ мѣсяцъ тому иазадъ, Косоуховой. Вѣстникова. Это самыя тѣ; я у нея поносить взяла. Терентьевна. А мантилыо точно такую продала я третьягодня за десять рублей сестрѣ Трухтинова. Вѣстникова. А я вчера взяла у пея на образецъ. Терентьевна. Да и платье-то на васъ, кажется, сосѣдки вашей. Вѣстникова (въ сторону). Тфу, пропасть! Такое мое обыкновеніе! (Еіі) Да какъ ты такъ догадлива? Терентьевна, Да какъ не узнать: все чрезъ наши руки идетъ. Изво- лили-ль слышать, что на этой недѣлѣ въ домѣ ея будетъ свадьба? Вѣстникова. Еще не вовсе вѣрно; можетъ быть, и разойдется. Вѣдь свекровь-то очень лиха! Кто въ снохи къ ней пойти осмѣ- лится? Куда какая бѣда, я чаю, имѣть толь злую и своенравную свекровь! Терентьевна. Она, сказываютъ, не столько лиха, какъ завидлива. Вѣстникова. Есть такой грѣхъ; къ тому зкъ и взбалмашь: всѣхъ людей пересужаетъ, всѣхъ цѣнитъ и перецѣниваетъ, тотъ не такъ, другой не такъ, за этой то водится, за другой другое; а сама будто совершенный человѣкъ. По слыхала ли ты еще какихъ-нибудь вѣстей? Терентьевна. Какъ не слыхать, матушка! По городу-то шатаешься, такъ наслышишься всего. У насъ полонъ ушатъ всегда вѣстей. Вотъ- таки сказываютъ, что у больпшхъ бояръ какія-то затѣи есть. Вѣсткикова. Да отъ кого ты это слышала? Терентьевна. Отъ кого? отъ человѣка, правда, не знакомаго: онъ пьяный проврался, лежа на улидѣ, а племянникъ кума кумы моей на ту пору шолъ и слышалъ, да имъ сказалъ, а они мнѣ. Сказываютъ, что пьяный, какъ протрезвился, такъ сталъ запираться, говоря, что онъ не знаетъ, спьяна ли это ему пригрезилось, или отъ кого пьяный слышалъ. Только это не спроста. Вѣстннкова. И сомнѣнья нѣтъ: сколько людей говорили, какъ въ этомъ сомнѣваться. Охти мнѣ! Какія-то у насъ затѣи? Свѣтушка, свѣтушка, что-то изъ этого будетъ! Терентьевна. Охо! хо! хо!... Пора мнѣ и уйти. Прощайте, сударыня; да пожалуйте, не пересказывайте этого, что я вамъ говорила, никому: не погубите и мою невинную душу. Вѣсткикова. Не бойся, не бойся, я не промолвлюсь. Прощай.