Сочинения императрицы Екатерины II

390 на клавикордахъ играть и по-итальянски говорить; чтеніе романовъ и французских! театральных! сочиненій потомъ довершило всю глу- бинт премудрости, въ кою она когда-либо снисходила. Добродѣтель же ея состояла въ щедро изливаомыхъ слезахъ, коими она изобильно во всякожь случаѣ наградить была готова, и кошелекъ друзей своихъ часто для бѣдныхъ раскрывала; но щедрость относила всегда на свои счета. Благонравіе же ея состояло въ томъ, что она оказывала го- рячую любовь ко всѣмъ, считала до двухъ сотъ друзей, до четырехъ сотъ пріятелей и пріятельницъ. Переписку вела съ СО человѣками, съ людьми же, не очень съ нею короткими, она на все соглашалась, напротивъ, съ любезными ей друзьями обо всемъ спорила, и съ рав- ным! жаромъ и рвеніемъ легкаго своего не щадила (ибо голосъ свои при такихъ случаяхъ октавою цѣлою возвышала): о туфляхъ, о со-, бакѣ, о дорогѣ, или о цвѣтѣ волосъ бороды армянскаго архимандрита она оспаривала любезныхъ друзей мнѣніе. Дѣвушкамъ ея и друзьямъ ея принадлежащим!, кучеру, лакею, дворецкому, равно какъ и лю- безному мужу, доставалось слышать громогласный ея поучѳшя, кои бывали непріятными нарѣчіями, бранными словами и угрозами на- полнены. Ничто ей не было нравно, и чѣмъ болѣе тотъ другъ, у кого она за столомъ находилась, желалъ, чтобъ она кушала, и выхвалялъ которое ей блюдо, тѣмъ крѣпче предавалась она воздержанно, и не только отказывала все, но иногда благосклонно соглашалась отвѣдать съ иного блюда, для того только, чтобъ имѣтьддовольствіе — взятое на тарелку выплюнуть. Къ умиленію склонный ея нравъ накдонялъ ее къ снисхождение — споры и противорѣчія свои смягчать ножными приговорами, какъ напримѣръ: «душа моя, ты не понимаешь, ты, лю- безный другъ, говоришь неправду; я все для тебя потеряла, и я бы знатнѣе и счастливѣе была за другимъ, когда бы чортъ меня съ то- бою не снесъ; меня всѣ, душа моя, обожаютъ за то, что я не такого дурнова нрава, какъ ты». Ѣхавъ въ дальнюю свою деревню, проѣз- жалъ я черезъ одну пзъ губерній обширной нашей имперш, гдѣ мужъ ея начальствовалъ; онъ былъ въ отлучкѣ, и она объ отсутствш его была въ безпрестанныхъ слезахъ. Я не вытерпѣлъ ей старинную пословицу напомнить: «розно, такъ тошно, а вмѣстѣ, такъ тѣсно». U, дивное благонравіе! Дѣла тяжебный, кои, за грѣхи мои, родственник! со мною завелъ, принудили меня, перенеся оныя на апелляцію, ѣхать въ Петер- бург!. Тамъ, по обыкновенно, старался я найти покровителя, и успЪвъ въ ономъ, къ благосклонному мнѣ вельможѣ нерѣдко ѣздилъ. Я встрѣ- чался часто съ чужестранными и съ большими нашими, боярами, и какъ въ домй моего благодѣтеля между иностранными я примЬтилъ одну особу отмѣннаго нрава и заботливости, я тогда же у себя не карандашомъ, но перомъ его портрета написавъ, иыпѣ здѣсь сообщаю. Онъ всегда чувствовал! и скрывать не мота нетерпѣнш своего, когда кто тихо говорилъ съ кѣмъ-нибудь, для того что онъ все знать и слышать желалъ. Пзъ дома въ домъ нереѣзжалъ для того только, чтобъ слышать новости, а услышавъ оныя, давалъ имъ смыслъ соб- ственной своей выдумки, прибавляя къ нимъ важность, которой онъ никакъ въ себѣ не содержали, и выводил! нзъ оныхъ заключенш, кои одна его заботливая голова или старая сплетница дѣлать мо- жетъ. Безпокоился также очень, когда куды-нибудь товарищей его дозовутъ обѣдать или ужинать, а его не пригласят!. Себя и санъ