Годы перелома

излюбленное людьми мѣстоимѣніе „я“ онъ замѣнялъ въ разговорахъ съ сотрудниками собирательнымъ редакціон- нымъ „мы". Вообще я не зналъ болѣе молчаливаго человѣка, чѣмъ Богдановичъ и думаю, что немногословность его происте- кала равномѣрно, какъ изъ серьезной замкнутости сильнаго, трезваго и осторожнаго характера, такъ и отъ долголѣтней привычки къ упорной кабинетной работѣ. На редакціонныхъ собраніяхъ онъ подолгу не произносилъ ни одного слова, слушая или дѣлая видъ, что слушаетъ, вертя въ это время въ пальцахъ карандашъ или нервно покручивая въ одну сторону кончикъ бороды. Но когда ему приходилось выска- зываться, онъ говорилъ сжато и быстро, никогда не оста- навливаясь ни на мгновеніе, для подысканія слова. Въ эти короткія минуты онъ не позволялъ перебивать себя. Онъ произносилъ спокойно: „виновата, я сейчасъ кончу," и продолжалъ свою рѣчь оттуда, гдѣ остановился, съ той непоколебимой дѣловой логичностью, ясностью изложенія и знаніемъ вопроса, которымъ трудно бывало противустоять. Передъ большой же публикой онъ, насколько я знаю, ни- когда не выступалъ, боясь за свои нервы. Работоспособность его была поразительна. Онъ читалъ въ рукояисяхъ статьи почти по всѣмъ отдѣламъ журнала, держалъ ихъ корректуры, велъ громадную дѣловую пере- писку, принималъ извѣстныхъ авторовъ, а также дебю- тантовъ въ литературѣ, что между прочимъ одинаково трудно, длительно и неудобно, писалъ рецензіи и критиче- скш статьи, распредѣлялъ матерьялъ для очередной книжки сносился съ типографіей, торопилъ брошюровочную. Каза- лось, въ иемъ жила какая-то ненасытная потребность зава- ливать себя сверхъ головы работой. Кто-то сказалъ про него въ шутку: еслибы у Богдановича оставалось время, онъ бы самъ набиралъ статьи, версталъ ихъ и печаталъ. Какъ настоящій безпримѣрный труженикъ, онъ не тер- пѣлъ праздной болтовни, и высоко цѣнилъ дѣловое время, іоэтому разговоры его съ авторами отличались лаконично- стью. Если писатель во что бы то ни было жаждалъ про- читать ему немедленно же, вслухъ, свою повѣсть размѣромъ