Годы перелома

440 рыхъ сами же величаете овцами... Вы самозванцы, вы об- манщики! Для чего вы протягиваете ваши рабскія руки къ школамъ? Чему вы можете учить народъ? Цѣпи умствен- наго рабства вы называете небесной истиной, вѣчную под- лую ложь жизни — высшей правдой"... Эта горячая реплика сочувственно подхватывается окру- жающею толпою духовныхъ, которые не могутъ не признать правды въ словахъ студента. „Мы дѣлаемъ свое дѣло, а свѣтскіе люди свое! Мы сами оттолкнули отъ себя интелли- генцію нетерпимостью"... И опять-таки авторъ совершенно правъ. Теперь вопросъ о церковной школѣ имѣетъ уже историческій интересъ. Жизнь взяла свое, и, стоя накаеунѣ общаго переустройства русскаго строя, можно смѣло утверждать, что въ вопросѣ о школѣ бюрократія потерпѣла самое чувствительное пораже- ніе именно потому, что духовенство не поддержало ее. Не- вольно опять напрашивается сравненіѳ съ Западомъ, гдѣ духовенство боролось съ государствомъ изъ-за школы и въ значительной степени одержало побѣду. У насъ государство толкало школу въ объятія духовенства, но послѣднее съ большой неохотой шло навстрѣчу. Оффиціально казалось полное согласіе. Печатались широковѣщательные отчеты, въ которыхъ церковныя школы насчитывались тысячами, говорились громкія рѣчи, воинственным по духу, — на дѣлѣ же не было ни школъ, ни охоты заниматься ими. Нѣтъ дѣла болѣе отвѣтственнаго, какъ просвѣщеніе народа. Оно требуетъ прежде всего любви и преданности, доходящей до самопожертвованія, требуетъ проникновеннаго сознанія важ- ности его, увлеченія, творческой работы, словомъ того „духа живаго", который со временъ Ѳеофана Прокоповича былъ систематически вытравляемъ изъ духовной среды. И когда бюрократія обратилась къ духовенству за содѣйствіемъ въ борьбѣ съ живыми силами страны, она встрѣтила угодли- вость и лукавство раба: оффиціально духовенство возлико- вало, на дѣлѣ — оказалось лѣниво и неспособно, къ счастью для русскаго просвѣщенія. Карьеристы и стяжатели, какъ о. Матвѣй и о. Рудоме- товъ, не исключенія, конечно. Они достаточно окрасили со- бой за послѣдніе годы всю среду не только какъ наиболѣе яркіе цвѣты въ общемъ безцвѣтномъ букетѣ. Они придали ей особый „душокъ" нетерпимости и воинственности. Ихъ голоса были достаточно многочисленны и сильны, чтобы придать нѣчто внушительное общему хору. И тѣмъ не менѣе, они не составляютъ силы, сколько-нибудь опасной и серьез- ной. Сила заключается въ убѣжденіи, вѣрѣ, въ талантахъ. А какія же убѣжденія, вѣра и таланты у отцовъ Матвѣевъ