Годы перелома

442 лающимъ съ незримаго престола только глады, моры, по- топы, землетрясенія и всякія несчастія". Его боялись, и „съ ѳтимъ страхомъ шли въ жизнь и распространяли его". А наряду съ этимъ стояло съ дѣтства усвоенное предста- вленіе о служеніи, какъ „о золотомъ полѣ, по которому Ородятъ мужички и разносятъ золотыхъ телушечекъ. По- боры рисовались въ поэтическомъ ореолѣ, всѣмъ хотѣлось поскорѣе туда, на эти золотыя поля"... „И съ этимъ сномъ, съ этимъ бредомъ шли въ жизнь. И на всѣ явленія ея смотрѣли сквозь сумбуръ могильныхъ надписей и во всѣхъ страшныхъ драмахъ ея не могли разобраться. Натуры нѣж- ныя таяли и гибли въ мукахъ раздвоенности между тѣмъ, что знали и что видѣли, натуры сухія и черствыя ожесто- чались, натуры гордыя — отчаявались и кончали наглымъ презрѣніемъ къ себѣ, къ людямъ, ко всему святому". Отецъ Иванъ не очерствѣлъ, не отчаялся и не погибъ. Его спасла здоровая, сильная натура и любовь, указавшая на выходъ изъ духовнаго званія, какъ на единственный путь спасенія. Тяготѣвіе къ мужику, къ землѣ, къ физи- ческому труду не дало ему очерствѣть и отдаться бреду „о золотомъ полѣ поборовъ". А любовь пробудила дремавшія умственный и нравственныя силы, извлекла ихъ изъ-подъ „могильной плиты". Какъ и всѣхъ, его женили для полу- ченія мѣста, безъ сердечнаго вліянія, безъ знакомства даже съ будущей женой, и чувство любви долго не просыпалось, пока не было вызвано страстнымъ призывомъ женщины то- же подавленной, но протестующей и борющейся. Жена о. Матвѣя, которая не могла выдержать ежедневнаго лице- мѣрія своего супруга, увлекается искренностью, простотой и силой, бьющей ключомъ въ душѣ о. Ивана, и, порывая сама съ „могильными плитами", увлекаетъ за собой и о. Ивана. Окончательный разрывъ проявляется въ немъ бурно, неистово подъ вліяніемъ тяжелыхъ условій жизни гибну- щей, разоренной Широкозадовыми и К0 деревни, при равно- душномъ попустительствѣ духовенства, льстиво ухаживаю- щаго за побѣдоноснымъ кулакомъ. „ — Я рѣшилъ! Твердо рѣшилъ, безповоротно! Ухожу, довольно. „ — Что съ вами?! — волновались рясы и подрясники и колебались въ воздухѣ широкіе рукава. — Откуда это? По- чему? „ — Потому что я пересталъ бояться думать! Прозябалъ, какъ червь! ІІолзъ во мракѣ! Жилъ, какъ приказано, а не такъ, какъ должно жить... Довольно! Я и вамъ говорю: до- вольно! Развѣ вы не видите, что такъ жить нельзя больше...