Годы перелома

450 тельный для нея ударъ. Студентъ, который, поддавшись по- рыву, помогаешь ей выбраться на поверхность, не можетъ спасти ее, потому что все противъ него — и его семья и онъ самъ, смутно понимающій, что ему не отдѣлаться отъ особаго взгляда на „этихъ женіцинъ". Саша снова „бунтуетъ‘ ! на этотъ разъ безповоротно, противъ всѣхъ. „Чортъ съ ва- ми со всѣми!“ и кидается, какъ въ омутъ „на дно", откуда порывъ вынесъ ее было на поверхность на одну только ми- нуту, чтобы затѣмъ кинуть туда уже навсегда. Этотъ двой- ной бунтъ личности, по истинѣ, настоящая пощечина лице- мерному обществу, въ которомъ все приспособлено для ги- бели души и нѣтъ средствъ для помощи, для спасенія лич- ности, которой въ борьбѣ остается разсчитывать только на себя. У кого не хватаетъ силъ, тотъ долженъ тонуть какъ Паша Іумановъ, Куиріянъ, Саша и тысячи имъ подобныхъ. Іаковъ безотрадный выводъ, самъ собою вытекаюіцій изъ исторіи ихъ разбитыхъ существованій. А жизнь тѣмъ не менѣе хороша! Вотъ что, какъ при- зывъ повторяется въ каждомъ почти изъ разсказовъ г. Арцы- башева. Она можетъ быть, она должна быть прекрасна, только не надо портить ее самимъ всякимъ вздорамъ, засоряющимъ Д,У Ш У , умъ, ? сердце. Авторъ страстно любитъ жизнь, его настроеніе полно жизнерадостности, и тѣмъ трагичнѣе по- этому его печальныя повѣсти о томъ, какъ люди сами дико безсмысленно портятъ себѣ и другимъ эту чудную жизнь’ только разъ каждому данную никогда уже не повторяю- щуюся. ' 1 „Она выходила ко мнѣ на свиданіе черезъ вишневый садъ, по насыпи, въ тоненькую и бѣлую березовую рощицу. Ііще издали была видна ея высокая и гибкая фигура и мягкимъ силуэтомъ вырѣзывалась въ безконечно широкомъ и глубокомъ небѣ, усѣянномъ золотыми, голубыми и крас- ными звѣздочками и далеко облитомъ ровнымъ холоднымъ свѣтомъ луйы. „За насыпью была густая, черная и жуткая тѣнь, въ которой неподвижно и чутко стояли тоненькіе стволы бере- зокъ и молчаливо тянулась отъ земли высокая влажная трава. Въ этой рощѣ я ждалъ ее, и мнѣ было жутко и ве- село въ прозрачной голубой тѣни. Когда въ небѣ, высоко надо мною, вырисовывался знакомый силуэтъ, я карабкался навстрѣчу, скользя по мокрой травѣ, подавалъ ей рукѵ, и мы оба, точно падая, стремительно сбѣгали внизъ, съ силой разгоняя густой воздухъ, развѣвавшій волосы и шумѣвшій въ ушахъ, влетали въ сумракъ и тишину рощи и вдругъ сразу замирали, по колѣни въ травѣ, сильно и смущенно прижимаясь всѣмъ тѣломъ другъ къ другу.