Годы перелома

голосъ, и въ его шопотѣ стало наростать что-то огромное, общее грозное, какъ надвигающаяся туча. Оно росло съ сокрушительной силой и стремительной быстротой. И въ своемъ сгихійномъ движеніи увлекало за собой все пота- енное, задавленное, вѣковую обиду. Казалось, жизнь малень- кой замученной женщины, въ дѣтскихъ черныхъ чулкахъ съ наивными голубыми подвязками, воплотила вдругъ въ себя что-то общее, свѣтлое, молодое, милое, безконечно и безнадежно задавленое и убитое. Не хотѣлось вѣрить, не хотѣлось жить, и ноги сами собой шли въ ту сторону, какъ на зовъ погибающаго, голоса сами собой принимали гроз- ное и отчаянное выраженіе“... А дальше подавленіе, усмире- ніе, вся обычная житейско-русская обстановка, превосход- но выписанная авторомъ, съ заключительнымъ аккордомъ: „Въ сараѣ, при волости, на помостѣ лежали рядами непод- вижные мертвые люди и смотрѣли вверхъ остановившимися навсегда бѣлыми глазами, въ которыхъ тускло блестѣлъ вопрошающій и безысходный ужасъ“... Этотъ прекрасный, на рѣдкость выдержанный разсказъ выдвигаетъ идею ужаса въ ея чистомъ видѣ, въ какомъ въ жизни она не такъ-то часто встрѣчается. Правда, жизнь послѣднихъ двухъ-трехъ лѣтъ отчасти пріучила насъ и къ такимъ картинамъ... Но для автора важнѣе, какъ показы- ваетъ нашъ разборъ его книги, обыденная жизнь, гдѣ изъ мелочей слагаются трагическія исторіи, о которыхъ онъ повѣтствуетъ съ такимъ талантомъ. А жизнь сама по себѣ такъ прекрасна. Таковъ его вы- водъ. Если зло и насиліе торжествуютъ надъ добромъ и радостью, то вовсе не потому, что это неизбѣжно, стихійно, а потому, что мы придаемъ слишкомъ большое значеніе мелочамъ, подчиняемся имъ безъ борьбы и отравляемъ ими источникъ жизни— нашу свободную, гордую и чистую личность. Въ ней заложены задатки ко всему высокому и прекрасному, и нужно бороться со всѣмъ, что ведетъ къ подавленію, а не къ развитію личности. Не надо компромис- совъ съ совѣстью, довольно лжи и лицемѣрія, отъ кото- рыхъ мы задыхаемся, не замѣчая, какъ понемногу глох- нутъ прекрасные зачатки, вложенные въ насъ природою, и душа засоряется всяческимъ житейскимъ соромъ до того, что уже ничто почти не въ силахъ ее разбудить... Изъ приведенныхъ многочисленныхъ выдержекъ чита- тели могутъ убѣдиться, насколько оригинально разрабаты- ваетъ свои всегда значительныя темы авторъ, никогда не довольствуясь поверхностнымъ описаніемъ, а стараясь, какъ истинный художникъ-психологъ, проникнута въ глубину душевныхъ движеній своихъ героевъ. Его манера напоми-