Мои воспоминания. Том I (до 1881 г.)

— 375 — ній разъ, я указалъ на висѣвшій противъ насъ большой портретъ Николая Павловича и опросили. — Ну скажите, Александръ Дмитріевичъ, от- чего при немъ вотъ, хоть и были онъ крутенекъ, никакихъ попытокъ къ насильственному переворо і \ не было? А теперь, несмотря на то, что гораздо легче живется— эта все растущая крамола, при полномъ безучастіи всѣхъ, призванныхъ быть охра- нителями? — Вотъ видите— отвѣтилъ Градовскш: при Николаѣ Павловичѣ былъ поставленъ высокіи барьеръ, и всѣ знали, что онъ не опустится, и перескочить черезъ него нельзя,— Ну, и сидѣли смирно. А теперь барьеръ то опускается, то под- нимается опять, и никто хорошенько но знаетъ, что дозволено, что нѣтъ: оттого-то и пробуютъ черезъ барьеръ перескакивать... Путь нашъ лежалъ въ Гейдельбергъ къ про- фессору Эрбу. Много я съ нимъ провозился за первые два года пребыванія моего за границей, и долженъ отдать справедливость его добросо- вѣстности и знанію. Это былъ человѣкъ очень ученый и старательный, но въ то же время да- леко не умный, настоящей буржуа науки. Пом- нится, какъ въ 1880 году мы съ нимъ разъ встрѣти- лись на желѣзной дорогѣ и разговорились о по- литикѣ. Онъ . обнаруяшлъ полное незнакомство съ этой областью; и, замѣтивъ на моемъ лицѣ, должно быть, нѣкоторое изумлен іе, онъ счелъ долгомъ сказать: