Очерк истории русской женщины

54 — ставленій заимствовано оыло изъ чуждыхъ, византійскихъ источ- ников'!), это заимствованіе было чисто-формальное, и русская жизнь совершенно самостоятельно приготовила почву, на которой безпре- пятственно и сразу аклиматизировались эти домостройныя, визан- тійскія доктрины. Старинный отецъ, какъ и современный намъ Титъ Титычъ Брусковъ, держалъ свои домъ вт> такомъ раб- скомъ подчиненіи и страхѣ, о которыхъ невозможно составить себѣ понятія даже по „Домострою". Дѣйствительность не только выполняла домостройные идеалы, но даже далеко превосходила ихъ. Семья была чѣмъ-то въ родѣ арестантской команды, сдер- живаемой въ повиновеніи только страхомъ палки и плети, а отецъ — грозою всѣхъ домочадцевъ , владыкой, который „въ свсемъ домѣ что хочетъ, то и дѣлаетъ, и никто ему не указъ", какъ выражается Титъ Титычъ. Воспитанный подъ пгомъ отече- скаго самовластия, видѣвшій вокругъ себя только отношения ра- бовъ и деспотовъ и вѣрившій въ священпую непреложность та- кихъ порядковъ, русскій человѣкъ, освободившись изъ-подъ ро- дительской опеки и сдѣлавшись самостоятельнымъ домовладыкоіі естественно превращался въ такого же деспота и самодура, ка- кими былъ и воспитавшій его тятенька, воцарившись въ своей семьѣ, онъ не хотѣлъ знать никакихъ другихъ ' законовъ, кромѣ своей воли, дикой своимъ невѣжествомъ и необузданной въ.своихъ животныхъ инстинктахъ. Проникая собою и всю общественную жизнь, патріархальные принципы и здѣсь ' утверждали такой же точно режймъ самодурства, . какой мы видимъ въ семействѣ. Иванъ Грозный и Титъ Титычъ Брусковъ являются каждый въ - своей сферѣ порожденіями и представителями однихъ и тѣхъ же прин- циповъ... По общему народному убѣжденію, отецъ могъ дѣлать съ сво- ими дѣтьми все, что ему было угодно. „Мое дѣтище, — хочу сь кашей ѣмъ, хочу масло пахтаю", говорить такой отецъ у Остров- скаго, и эта идея безграничной отеческой власти проходить че- резъ всю нашу исторію. Надъ жизнью и смертью дѣтей отцы