Исторические бумаги, собранные К.И. Арсеньевым

36 П. ПЕКАРСКАГО, «Мои обстоятельства, нисалъ Арсеньевъ къ отцу своему 6 де- кабря 1821 года, особенно въ послѣдніе восемь мѣсяцовъ были отмѣнно ненріятны. Никогда въ жизни моей я не былъ въ та- комъ затруднительномъ положеніи, какъ нынѣ. У насъ въ уни- верситетѣ произошли перемѣны въ начальствѣ; съ сею перемѣ- ною вмѣстѣ, четыре профессора университета преданы суду за распространеніе будто бы богопротивныхъ мнѣній, несогласныхъ съ религіею, и за ученіе, вредное правительству и верховной вла- сти; въ числѣ сихъ четырехъ нахожусь и я. И доселѣ это дѣло еще не приведено къ окончанію; впрочемъ, я надѣюсь, что оно кончится для меня совершенно счастливо. Ежели бы я не былъ увѣренъ въ хорошемъ концѣ, то и теперь не сталъ бы писать къ вамъ, страшась тѣмд> потревожить ваше спокойствіе. Соедините мольбы ваши къ Всевышнему съ моими, и Богъ поможетъ мнѣ. Чистая совѣсть моя, невинность и правота поддерживаютъ меня. Полагаю навѣрное, что въ этомъ мѣсяцѣ государь иодпишетъ мое оправданіе. Мнѣ прискорбно было, какъ вы сами можете представить, особенно въ началѣ моихъ горестей, но теперь онѣ миновали, и я, слава Богу, здоровъ и покоенъ. Сама государыня императрица вдовствующая, подъ высокимъ покровительствомъ которой я имѣю счастіе служить, сама она заботилась о судьбѣ моей, равно какъ и оба великіе князья Николай и Михаилъ — и они меня знаютъ. Несмотря на гоненіе противъ меня въ одномъ мѣстѣ, я сохранилъ и мѣста мои и службу и у государыни, и у великихъ князей. Можетъ быть, и самое гоненіе сіе обратится мнѣ на пользу»... «Въ это время, вслѣдствіе несчастія, меня — продолягаетъ Арсеньевъ въ своихъ запискахъ — постигшаго, я имѣлъ утѣше- ніе пріобрѣсти знакомство и доброе расположеніе двухъ лицъ И. Д. Черткова и А. И. Тургенева. Послѣдній въ эту печальную для меня эпоху былъ постояннымъ моимъ защитникомъ и ходатаемъ; по его совѣту и при его посредствѣ, я, въ концѣ 1821 года, на- писалъ и представилъ министру, князю А. Н. Голицыну письмо слѣдующаго содержанія: побужденіе. Всему есть время! время молчать и время говорить! Я увѣренъ, что вы меня оправдаете!»... Въ какой мѣрѣ достигъ Руничь (давно уже умершій) этой послѣдней цѣди, отдается на судъ самого читателя.