Тверь в записках путешественников. Вып. 4

красной церковью и высокими стенами, доходящими до самого берега озера. Но самое любопытное место в Осташкове — это площадь за тенистым общественным садом, обнесенная оградой и имеющая трое курьезных ворот в виде зубчатых башенок старинного замка. Здесь на площади стоят: собор Св. Троицы, купол над папертью которого увенчан короной, а внутри которого масса дорогих украшений, тяжелых серебряных лампад, дорогих образов и с купола свешивается гигантская серебряная люстра. На ризе иконы Казанской Божией Матери горят две громадные брильянтовые звезды, а над царскими вратами высится хорошая копия картины Бруни «Моление о чаше». Колокольня Троицкого собора стоит отдельно и напоминает по своему внешнему виду несколько Сухареву башню Москвы. Тут же рядом стоит Вознесенская церковь с оригинальной желтой колокольней, расписанной коричневыми украшениями и немного покачнувшейся на одну сторону. Здесь же у одного старого деревянного сарая находится ветхая разрушающаяся башенка, одетая остроконечной крышей. Она печально глядит на маленький садик рядом и ждет, когда обвалится камень за камнем и она исчезнет с лица земли как последний свидетель былого в Осташкове. Главную достопримечательность Осташкова и его прекрасного озера составляет знаменитая пустынь Нила Столбенского, находящаяся в семи верстах от города на одном из островов. Поклониться святыням этой пустыни странный люд идет со всей России. Пробраться на уединенный остров не трудно. Обыкновенно по железной дороге доезжают до Вышнего Волочка, от которого тянется шоссе на расстоянии 80 верст до Осташкова, а из города ежедневно ходит довольно хороший монастырский пароход, доставляя публику к обедне и к вечерне, взимая с пассажира за проезд 20 копеек. С самого рассвета до темноты массы богомольцев, пришедших со всех концов России, толпятся на пристани, сговариваясь с перевозчиками. Я долго сидел на скамейке в небольшом садике, раскинувшемся на самом берегу озера у пристани, и глядел на эту пеструю любопытную толпу, на эту массу лодочек и барок, толкавшихся по вздувшимся желтоватым волнам Селигера. Гондольеры богатого Осташкова большею частью женщины, а потому говор и шум на пристани заглушал рев бурного озера. Несмотря на сильное волнение, целые вереницы лодок отчаливали ежеминутно от берега, спеша к уединенной Ниловой пустыни, которую совсем не видно из Осташкова. Ярко и пестро расписанные ялики и каюки, то черные, то серые, то малиновые, с какими-то потугами на изображение чего-то, донельзя оригинальные, то полосатые, то в яблоках различного цвета, мелькали по волнам, чуть не ныряя, так они были переполнены богомольцами. Женщины с котомками, мешочками, странники и странницы, монахи других монастырей, продавцы булок, образков, поясков, разных припасов — всё это толкалось на пристани, шумело, говорило, суетилось. 220