Тверь в записках путешественников. Вып. 4

По выезде из Торжка поезд доставил меня на станцию Осташков, от которой и начинается Новоторжско-Вяземская железная дорога. Отсюда поезд Николаевской дороги, перелетев мосты через Тверцу и Волгу, доставил меня в Тверь, этот один из старейших русских городов, справедливо соперничавший с Москвой в продолжение долгого времени, город Михаила Тверского, город, в котором когда-то тоже гудел вечевой колокол, город, который славился и своим могуществом, красотой и торговлей, город, перенесший столько пожаров, разорений и бедствий, что надо удивляться, как он уцелел и как на месте его не осталось брошенное и сожженное городище, каких так много на Волге, город, про который сложилась поговорка «Тверь-городок — Москвы уголок», теперь тихий провинциальный город с слишком 50-ю тысячами жителей. Я бродил по Твери, довольно скучному, хотя чистому городу с его широкими улицами и пустынными площадями, с большею частью желтыми домами и многочисленными старыми церквями, и уносился в то время, когда здесь, в этом тихом городе с его провинциальным застоем, клокотала бурная жизнь, когда улицы его оглашались криками волнений, когда здесь было сосредоточие кипучей деятельности и больших политических событий. Нынешняя Тверь с ее прославленными мятными пряниками и немногими памятниками былого сама памятник на могиле прекрасного княжества, загрызенного и стертого с лица земли происками и злодействами коварной Москвы, которая, следуя поговорке иезуитов, что цель оправдывает средства, пускала в ход самые лютые злодейства, несправедливости, обманы и лжесвидетельства, чтобы раздавить все вольные города и все благородные княжества с их гораздо более гуманным управлением, как Тверское. Ужас берет, когда вспомнишь борьбу Москвы с Тверью, полную возмутительных злодейств, потоков крови и чудовищных обманов. А внешние враги, то литовцы, то татары, нередко приводимые московскими же князьями, грабили город, избивали население и красили кровью воды Волги. Но ни голод, ни моры, ни пожары, ни литовцы, ни татары не наносили таких ударов богатой Твери, как московские князья. Иван Калита упивался кровью тверичей, а Иван Грозный только по пути, направляясь к Новгороду, перебил 90 тысяч горожан. Все четыре Ивана были зверьми и перебили столько народу в Твери, что все моры, войны и голодовки вместе взятые унесли меньше жертв. Пала Тверь, пала богатейшая волжская торговля мехами, преимущественно бобровыми (бобры долгое время водились в этой части Волги), и хлебом, рухнули зубчатые кремлевские башни и стены, сгорели древние церкви, покрытые живописью и позолотой самих тверичей, исчезла жизнь, и Тверь стоит как надгробный памятник в ожидании, что таинственное будущее вызовет ее, чтобы играть новую роль, зарю которого уже властно зарумянил Петр, убивший Москву и отдававший первенство Петербургу. 237