Тверь в записках путешественников. Вып. 4

прибита дощечка волостного правления. Домик был очень мал, но и очень мил благодаря палисаднику, окружающему его со всех сторон. К крыльцу через воротца вел узкий проход, усыпанный песком. На скамейке близ этих воротец сидело несколько крестьян, при нашем приближении засуетившихся. Один из них, высокий брюнет с цепью на шее, бросился нас высаживать, а другой, с несколько истасканным лицом, в костюме, переходящем от приказчичьего к лакейскому, — отворять перед нами двери правления. Мы вошли в небольшую комнатку в три окна, очень чистую и уютную. Коричневые тесовые стены с наклеенными на них «правилами» и «объявлениями», лавки вокруг них и между двумя оконцами письменный стол с тремя креслами кругом, двумя мягкими и одним соломенным плетеным, деловой шкаф у стены — вот вся меблировка и внутренность сей комнаты, если прибавить еще угол, обвешанный образами с лампадой и над письменным столом лубочной работы портреты покойного и нынешнего государя императора. На письменном столе, покрытом чистой клеенкой, правильно были разложены против каждого кресла листы белой бумаги и карандаши. По всему видно было, что о нашем приезде были предупреждены. — Волостной старшина… — Волостной писарь, имею честь представиться… — отрекомендовались один за другим — мужик с цепью и зоркий, донельзя почтительный его товарищ. Он бережно стащил с меня пальто и так же бережно, точно боясь разбить, повесил его на шкаф. Мы уселись и предложили место старшине, но тот отказался. — Постоим-с, ничего… После нескольких наших первых вопросов дверь отворилась, и высокий урядник, сгибаясь в низкой двери, вошел в комнату. Осанка и лицо этого молодого человека показывали в нем интеллигентного. Он вежливо поклонился, тоже отрекомендовался и стал в углу. Один за другим предлагал я вопросы из заранее составленной программы, но не на всякий получал прямой и толковый ответ. Ответы волостного старшины дополнялись писарем, того, в свою очередь, урядником, и только после многих «подходцев», так сказать, многих объяснительных и сравнительных предложений с нашей стороны и еще большего количества вводных с противной стороны, — дело объяснялось. — Как ежели таперича, ваше превосходительство, насчет… — начинал старшина степенно и тихо, заложив свои руки на животе. Я любовался его чисто мужицкой величавостью и спокойными, хотя почтительными, движениями; я с удовольствием вслушивался в его несколько фразистую речь со странными оборотами и неожиданными, полными иногда глубокого ума, почти философскими выводами и 43