Щедринский сборник. Выпуск 5

51 лет Лизете», «Прости» (Кто мог любить так страстно…), эпитафия, «Бедная Лиза», «Цветок на гроб моего Агатона», «Марфа-посадни- ца»; неоднократно упоминает о К. как историке, встречается у него название альманаха «Аониды», читал он и «Записку о древней и но- вой России». Впервые С. познакомился с произведениями К. в Мо- сковском дворянском институте, где обучение русской словесности включало «чтение Карамзина с разбором периодов» и «подражания из Карамзина и других новейших писателей» ( Макашин I , с. 90). Вну- шавшаяся воспитанникам мысль, что К. – «наш лучший русский пи- сатель» (17, с. 149), получила в текстах С . ироническое наполнение. В социальном отношении его имя символизировало защиту старых устоев, крепостничества в частности, в эстетическом смысле было зн ˊ аком сентиментальной литературы. К. выступает в текстах С . как родоначальник школы «настеганной» чувствительности (2, с. 475). Само понятие чувствительность у С . связывается с реалиями кре- постного времени. В рецензии 1864 на брошюру «О добродетелях и недостатках» и ряд других изданий, именуемых «стрижиной лите- ратурой», С . писал: «Прежнее русское общество было само очень чувствительно; воспитанное на почве крепостного права, оно люби- ло отдых за картинками содержания чувствительного и аккуратного» (5, с. 460–461; см. также очерк «Скрежет зубовный», 1860: 3, с. 360). Сарказм в отношении «карамзинской школы» ярко выразился в об- разе глуповского градоначальника Эраста Грустилова, который от- личается «нежностью и чувствительностью сердца» и аттестован как «друг Карамзина» (8, с. 279). См. также ироническую формулу: «воркование школы Карамзина и Жуковского» (12, с. 259). Однако сатирический запал С . направлен не столько на самого К. сколько на современные литературно-общественные тенденции: по его мнению, с К. лишь начинаются «опыты обращения русской литературы в ” Лизин пруд“ <…> но никогда они не были так насто- ятельны, никогда не лезли так напролом, как в настоящее время» (5, с. 460). Одной из характерных черт карамзинской школы С . считал попытку изображения «русского мужика» как нового литературного типа, но замечал, что такая литература «одним прикосновением к му- жику превращает мужика в пейзанина» (9, с. 30). Поэтому он упрекал Н. Н. Златовратского за употребление языка, немыслимого «в отно- шении к крестьянскому быту», и предлагал воздержаться от «латин- ской», т. е. устаревшей, мертвой конструкции, «которая с успехом употреблялась Карамзиным, но давно уже оставлена» (письмо от 26 мая 1882: 19-2, с. 114).