Щедринский сборник. Выпуск 5

81 двадцать три года. В то время я был ужаснейший сорвиголова – просто, как говорится, ничего святого. Увижу хорошенькую дамочку или де- вочку и сейчас же чувствую, как все внутри у меня поет: rien n’est sacré pour un sapeurrrrre!» <для сапера нет ничего святого!>» (13, с. 483: «Круглый год»). Портретную зарисовку повзрослевшей «куколки» С . делает как будто с натуры: «Маленькая, но уже слегка отяжелевшая, рыхлая; с мягкими, начинающими расплываться чертами лица, с смею- щимися глазками, с пышно взбитым белокурым ореолом вокруг голов- ки. Но сколько было намотано на ней всяких дорогих ветошек – это ни в сказке сказать, ни пером описать. Вероятно, она не меньше трех часов сряду охорашивалась перед целым сочетанием зеркал…» (13, с. 482; ср. с описанием Е. А. в зрелом возрасте: «Склонная к тучности фигура, туго затянутая в корсет, лицо миловидное, но совершенно не- выразительное, несмотря на красивые, слегка ретушированные серые глаза». – С. в восп., т. 2, с. 289). И поведение «куколки», с наслаж- дением слушающей рассказы сына о его разгульной жизни, напомина- ет реальную Е. А.: по свидетельству мемуариста, Константин в лицее стал кутить, и это нравилось его матери, которая «с удовольствием рассказывала знакомым о похождениях своего Кости» (С. в восп., т. 2, с. 295). В свое время С . считал Е. А. «доброй и неприхотливой девочкой» (18-1, с. 160). Видимо, она действительно была «существом добродуш- ным» (С. в восп., т. 2, с. 294), о чем позволяют судить, например, ее хло- поты о выдаче вида на жительство бывшей няньке детей Анне Бодро- вой (19-2, с. 315–316). Но и после смерти С . она не могла ему простить их неудавшийся брак, при этом не виня себя ни в чем. Ценнейшие све- дения о поздних годах Е. А., еще не вошедшие в научный оборот, содер- жатся в автобиографии И.И. Манухина, в 1907–10 снимавшего у нее комнату. Мемуарист пишет, что Е. А. жила «замкнуто, вдали от света, своей дочери и сына», «одинокая, всеми полузабытая», из посетите- лей называет лишь А. Г. Достоевскую и, как он ошибочно считал, вдову «поэта Жуковского» (в действительности это была Е.И. Жуковская, с чьей семьей С . и его жена в свое время поддерживали приятельские отношения). Е. А. находилась в весьма стесненных обстоятельствах, что и вынудило ее пустить жильца, от которого она не скрывала, что «дети постоянно требуют от нее денег и, рассчитывая на ее доброту, ожидают, что она ради них пожертвует последним». О С . вспоминать она не любила: «…эта маленькая, подвижная старушка, в черном пари- ке, набеленная, нарумяненная, немного жеманная и манерная, но при- ятно-светская, избалованная, болтливая, поверхностная, хранила о сво-